Песнь жар-птицы

Богун Живиль

– Сколько себя помню.

– А рисуешь… давно?

– Столько же.

Старик шевельнул бровями, ожидая продолжения.

– Я вижу… по-другому только те объекты, которые рисую, – сбивчиво пояснил Тобиас. – Сначала я не понимал, почему. Но потом Эрхарт сказал, что, рисуя, я вижу суть вещей… ну, и людей.

– Кто такой Эрхарт? – насупился старик.

– Страж.

– Страж Ключа? А он тут при чём?

– Он мой отец.

Это сказал Виктор, незаметно подошедший к ним сзади.

На этот раз седые брови старика прямо-таки взлетели

вверх, стоило ему скользнуть взглядом по лицу Эрхарта-младшего. Но голос остался таким же мягким и вкрадчивым:

– Занятная комбинация! Видать, я много чего пропустил. Потомок Дугальда и… ученика Дугальда! В итоге Искатель в квадрате… – Старик покачал седой головой. – Очень любопытно! Значит, это ты руководитель экспедиции?

Виктор лишь неопределённо пожал плечами: Великий Мастер явно иронизировал.

– А кто же из вас вычислил меня – Видящий Суть или Искатель? Погодите, не отвечайте – мне интересно самому догадаться: давно я так не развлекался…

Старик не договорил. Резко обернувшись, он уставился в проход между залами, где только что появился Клим. Тот, увидев, с кем общаются друзья, настороженно замер. С минуту они так и стояли, глядя друг на друга: Клим Галицкий и Мастер Илларион. Затем старик крякнул и задумчиво почесал бороду.

– Кто бы мог подумать? Ни Коста, ни Леммарх – Великие Мастера Дхама! – не смогли, а желторотый юнец, ни черта не смыслящий в Полотне Времени – смог… Я уже думал, что ничто в этом мире меня не удивит, а вы удивили – трижды за одно утро! – Старик решительно стукнул посохом по полу: – Ну что ж, так и быть – хватайте свои вещички и поехали.

Все трое, как зачарованные, послушно разобрали рюкзаки и гуськом последовали за белоголовым к выходу из здания вокзала.

– А куда поехали-то? – первым опомнился Вик.

– Ко мне, куда же ещё? – и, не глядя на них, Илларион направился в дальний край парковки, где одиноко стоял облепленный грязью чёрный «Патриот».

Увидев, в чью машину направились «журналисты», таксист, поджидавший их, уважительно поклонился старику, хотя тот на него и вовсе не обратил внимания.

***

Ехали молча. И долго. Обогнув Шерегеш с его унылыми рабочими кварталами и новомодными гостиницами для альпинистов и горнолыжников, ещё часа два тряслись по гравийке, затем и вовсе свернули на узкую колею, уходящую всё глубже в тайгу. Старик вёл машину уверенно, лихо объезжая колдобины. Виктор, сидевший на переднем сидении, заметил, что водители встречных машин – в основном, «нив» и «уазиков», почтительно кивали, здороваясь с ним.

Неожиданно дорогу перекрыл шлагбаум. У сторожевой будки мужик в форменной куртке дрессировал собаку, молодую овчарку, однако, едва заприметив грязный «патрик», кинулся поднимать шлагбаум.

– День добрый, Лавр Лукич! – крикнул он белоголовому старику. – Кто это с тобой?

– Журналисты, – хрипло буркнул в ответ старик – совсем другим голосом, нежели разговаривал с ребятами.

– А! – с пониманием покивал сторож. – Ну, пущай едут. Глядишь, чего интересного про нас расскажут, чего мы о себе и не знали! – и рассмеялся, довольный своей шуткой.

Лавр Лукич, он же Великий Мастер Илларион, лишь криво усмехнулся, и они поехали дальше. Клим и Тобиас тряслись на заднем сидении, молча всматриваясь в дикий хвойный лес за окнами автомобиля и переглядываясь между собой. Однако Виктору надоело молчать. А ещё больше – чувствовать себя безмозглым кулём, которому всё равно, куда его везут.

– Вижу, вас тут все знают, – сказал он, пытаясь завязать беседу с водителем.

– А то как же! – ответил старик. – Сорок лет в заказнике лесничествую – почитай, всю жизнь.

– Всю?

– Всю жизнь Лавра Лукича. А до этого – жизнь Луки. Так и живу – то Лавр Лукич, то Лука Лаврентьевич…

– И не скучно вам?

– Мне-то? – старик так глянул на Вика своими чёрными глазищами, что у того сразу пропало желание болтать.

Благо, минут через пять они подъехали к осанистой рубленой избе, чёрной от времени и непогоды, обнесённой высоким, сравнительно новым штакетником. Собственно, здесь и заканчивалась ухабистая колея. Остановив машину прямо перед калиткой, дед скомандовал хриплым голосом Лавра Лукича:

– Выходим!

Вот так трое приятелей оказались в тайном убежище Великого Мастера Иллариона.

***

Это был тот самый дом, который Клим видел в своём «сне наяву»: низкий потолок, мох между грубо ошкуренными брёвнами, полотняные мешочки и пучки сушёных трав, свисающие с балок. С первого взгляда и не поймёшь, в каком веке оказался, особенно учитывая возраст «лесничего». Однако цивилизация пробралась и в его жилище: в центре потолка висела светодиодная лампа, на кухонном столе лежал ноутбук.

Старик же, при встрече на вокзале обильно сыпавший словами, в облике Лавра Лукича выдавал лишь жёсткие скупые фразы: Клима и Виктора отправил во двор колоть дрова, а правнука посадил чистить овощи к ужину.

– Думаешь, он нас проверяет? – спросил Вик, наклоняясь за очередной чуркой: аккуратно распиленный сухостой кололся легко и звонко.

– Уверен, – отозвался Клим; он ловко орудовал колуном, довольный возможностью размяться после почти двух суток сидячего положения. – Хотя вряд ли его интересуют наши бытовые навыки. У дедули не глаз, а рентген…

– Всё равно хорошо, что мы научили-таки Тоба чистить картошку – помнишь, в первом же походе? – и Вик расхохотался, больше не в силах сохранять серьёзность.

Клим тоже рассмеялся – настолько заразительным был смех друга. Смех и бесшабашность…

Тем временем Тобиас, покончив с картошкой, взялся за лук.

– Кольцами или порубить? – только и спросил он.

– Как пожелает ваше сиятельство, – хмыкнул старик; быстро растопив печь мелко колотыми дровишками, он поставил на плиту большую чугунную сковороду и протянул с нескрываемой иронией: – Вот уж не думал, что княжеских отпрысков учат стряпать…