Песни в пустоту

Горбачев Александр

Алексей “Прохор” Мостиев

Это был просто цех, окрашенный в черный цвет. Какие-то сколоченные лавки. Списанный свет из театра. Володя своими руками очень многое сделал. Помещение существовало два года, там постоянно были спектакли, концерты, никакой рекламы, ничего, но об этом знала вся Москва, и там всегда был полный зал, битком.

Алексей Тегин

Был, например, спектакль у Епифанцева “Ромео и Джульетта”. На сцене стоял стол, на нем гроб и бордовая скатерть, на которую падал зеленый свет, поэтому она получалась черная, кровавая. Он сидит в маске с головой барана,

которую я ему дал. И ничего почти не происходит, Потом он черный потолок целлофановый ножом разрезает, оттуда сок льется – кровища. Ну и после спектакля… Мороз, публика выходит, мерзнет, ждет главного исполнителя. Главный исполнитель выходит в чем мать родила, потому что последняя сцена была – что на него кровь льется, ну вот этот свекольный сок, который мама давила по десять литров для каждого спектакля (мама Володина ему вообще все время помогала, таскала курицу, женщина в такой кепке, отличная). И он начинает из ведра обливаться холодной водой и все смывать. Все течет на снег, и он одновременно дает интервью.

Виктор “Пузо” Буравкин

На фабрике происходила полная анархия. Ну то есть в каком смысле анархия? Каждый пришедший делает что хочет, но отвечает за то, чтобы все было нормально. Там не было ни одной стремной или неприятной ситуации. Хотя народ приходил со спиртным, естественно, и так далее. Люди были разные, но все проходило спокойно. Наверное, давила харизма Епифанцева – он человек харизматичный, при этом здоровый и сильный. Лично я бы с ним драться не стал. Народ, видимо, его побаивался и вел себя прилично.

Алексей Тегин

Током било много раз. В частности, с Володей как-то мы залезли в щитовую, и у меня случайно упала отвертка. А напряжение там ампер я не знаю сколько. Но провода диаметром сантиметра три. И там образовалась шаровая молния. Мы стояли на площадке за этим шкафом. Эта шаровая молния рядом встала. И Володя, будучи качком под 100 кг, сделал сальто через железные прутья, где спрятался. Слава богу, не убило никого.

Филипп Козенюк

Рядом с “Фабрикой” была свалка, и там валялась куча разного железа: бензобаки от грузовиков, вентиляционные трубы гигантского диаметра, чего только не было. Епифанцев соорудил целую баррикаду из этих труб, невъебенную просто, высотой метра три, наверное. Все эти железки подзвучивали пьезодатчиками, и сами они стояли тоже на железных фигнях больших. По всему этому можно было стучать, и все это еще звучало через обработку. Получалось не хуже, чем у Missing Foundation.

Роберт Остролуцкий

По сути дела это был оазис индустриальной культуры. Входные билеты продавались по очень доступной цене. В одном помещении выступал Алексей Тегин с тибетской музыкой Бон. С другой стороны Епифанцев ставил спектакли и концерты. Я тоже ему в этом помогал. Это было великолепное место, где можно было жить и творить, оставившее у многих самые теплые воспоминания. Благодаря правительству Москвы все это было уничтожено.

Алексей Тегин

“Зеленый слоник” там был за два дня снят. Спустились вниз, а там эти теплоцентральные трубы. Шинель где-то на помойке тут же нашли – они там кругом были. Там же нашли тарелку, в которую насрали, все реально. Ну и какую-то лампу подвесили. Володя тут же, под боком. И обошлось это в стоимость, я думаю, ровно той бутылки вина с закуской, которую все выпили потом. То есть ни-че-го не было вложено. Слава богу. И снималось это ни для кого, вот что важно. Света

Баскова это делала, потому что ей нравилось. Там актеры даже не репетировали, потому что, будучи в этом подвале, такие диалоги – это естественно. Они не спровоцированы каким-то “я вот вам сейчас покажу”. Я не видел сценарий, но, по-моему, там полная отсебятина была, что и хорошо.

Борис “Тревожный” Акимов

Как-то мы пришли к Епифанцеву. У него то ли в этот день вообще ничего не было, то ли слишком рано зашли – не помню. И выходит к нам Володя, по пояс голый… А у него была большая комната, метров сорок, наверное, и в ней среди прочего были всякие штанги и так далее. И, значит, Володя ходит там по пояс голый, накачанный. Вдруг открывается дверь с другой стороны зала, и оттуда выходит еще человек десять качков. Я думаю: “Пиздец, что это?” Оказывается, какое-то сборище культуристов было там же, в этом сквоте. И эти качки вместе с Епифанцевым начинают заниматься: “Давай! Штангу! Жми!” Я смотрел минут пятнадцать. Это офигенно выглядело. Понимаешь: творится какое-то авангардное безумие, и тут же качаются с огромным рвением какие-то качки. Потом Епифанцев проходит из этой комнаты в зал и точно так же по пояс голый, только уже с рогами на голове, начинает что-то орать и рычать, репетировать. Мне тогда было жутко интересно: что эти качки про него думают? Он выходит в зал, орет что-то с рогами на голове. Потом возвращается к ним: “Давай! Штангу! Давай! Жми!”

Алексей Тегин

Постольку поскольку все громко там было, а рядом Кремль, Москва-река, и мы били в барабан двухметровый, который, собственно, разносился во все тяжкие, потому что мы его на улицу еще вытаскивали. На многие километры по воде… В общем, мы доигрались до того, что к нам пришли автоматчики. У нас была репетиция, и пришли три человека с “калашниковыми”: мол, что здесь происходит? Это, наверное, притон наркоманов? Я говорю – нет, мы сейчас будем петь, играть. Если хотите, заходите, посидите, послушайте, отдохнете. Они просидели весь концерт и ушли, забыв автоматы там. Я за ними бежал – пацаны, стрелялки свои возьмите. То есть это производило впечатление.

Филипп Козенюк

У Епифанцева на “Фабрике” был концерт, там был какой-то эмбиент, потом я на противне пожарил мясо. А до этого на противне мы играли, он звучал хорошо. Потом этот противень мы через публику пустили, народ мясо покушал, вкусно было, а потом я это мясо выблевал. Аплодисменты были: публика на “Фабрику” ходила врубающаяся. А вот в каком-то клубе на “Павелецкой”, не вспомню уже названия, мы на концерте тоже пожарили мясо, а потом стали раскидывать его по залу. Народ от этого нормально так прихуел. Сейчас бы я ничем таким не стал заниматься.

* * *

“Собаки Табака” были больше чем музыкальной группой – по сути, это была своего рода творческая лаборатория, художественная ячейка, воплощавшая в жизнь идеи Роберта Остролуцкого и его соратников в адекватной этим идеям форме. Уже сами концерты “Собак” сильно напоминали театр (правда, театр крайне специфический, реальный и жесткий) – и неудивительно, что в итоге группа пришла к постановке полноценного спектакля. Правда, спектакль этот тоже был крайне специфический. Постановка “Фауст” увидела свет именно на епифанцевской фабрике, и музыка в ней фигурировала только как одна, далеко не самая яркая составляющая злостного полумистического зрелища (впрочем, музыка – единственное, что от спектакля осталось: в 2007-м она была издана на диске как альбом “Собак Табака” под названием “Тень света”).