Песни в пустоту
Шрифт:
Роберт Остролуцкий
Спектакль “Фауст” был поставлен в 98-м году под воздействием той музыки и поэзии, которая была придумана “Собаками”, злобной и страшной. На сцене: Фауст – Ф. Козенюк, Мефисто – Р. Остролуцкий, Вагнер – В. Билошицкий, Гретхен – О. Инбер. Главным действием спектакля был забор крови из вены Ф. Козенюка Р. Остролуцким и выплескивание ее в лицо В. Билошицкому. Нужно отметить, что сие безобидное действие возымело странный эффект на некоторых дам, которых впоследствии выносили из зала без сознания.
Владимир Епифанцев
Я не сторонник перформансов с кровью. Я люблю метафоры и условности, но не люблю, когда
Филипп Козенюк
“Фауста” вряд ли можно было в полной мере назвать спектаклем. Это был скорее перформанс, шоу. Мы с Робертом сидели у него на Живописной, размышляли, у Роберта было несколько текстов в прозе – так и родился этот “Фауст”. Оригинальный “Фауст” был скорее канвой, настроением – как это сейчас принято называть, current mood. То есть мы прониклись его концепцией, идеологией, красотой, всей этой германской эстетикой. Была идея приблизить искусство к реальности. Искусство ведь магия изначально. Первыми музыкантами были шаманы. Вообще, поначалу любое искусство носило культовый характер. И наскальная живопись, ее люди рисовали перед охотой. Это было ритуалом, какой-то магией. И нам хотелось, чтобы “Фауст” тоже был ритуалом – с кровищей и так далее. На полу были нарисованы какие-то пентаграммы… Шла фонограмма, стоял стол. За столом сидели мы с Робертом, он был в черном костюме, я – в черном пиджаке, белой рубашечке. Роберт произносил какой-то текст, потом доставал шприц, вытягивал у меня кровь из вены, наливал ее в стакан. Дальше снова шел текст. Потом Роберт выплескивал эту кровь мне в рожу… Действа как такового было немного. Декораций особых тоже не было – только загробный синий цвет. Спектакль был коротким – минут двадцать. Я уже не помню, чем все заканчивалось – то ли я погибал, то ли не погибал. То ли падал, то ли не падал – не помню. Интересно это было в первую очередь нам с Робертом. Я думаю, со стороны это казалось грубым, брутальным представлением. На понимание публики мы особо не рассчитывали.
Владимир Епифанцев
Закрылся сквот по обычной причине – это была не наша территория, она была куплена какой-то государственной компанией. Они, в общем, даже не были против нашего там присутствия и за два месяца до выселения нас об этом предупредили. Милиция тоже к нам лояльно относилась, видела, что это не бомжатник и не наркопритон, а театр. Была и сцена, и концертный зал, и сделано все было достаточно уютно. Публика разная приходила. Единственное, что я делал незаконно, – воровал много электричества.
Алексей Тегин
Мы на территории Роснефти все это делали. Им, в общем-то, было наплевать на нас. Но одновременно было наплевать на нас и тогда, когда они этот особняк, то есть эту вот всю “Фабрику”, стали разрушать экскаватором. Когда я спросил, на хрена вы это делаете, – ну, люди любят поломать то, что торчит из земли, понимаешь. Может быть, деньги какие-то кто-то находил. Они решили себе там автостоянку сделать. И вот еще смешная история, почему они там ее себе не сделали до сих пор. Ну просто я… Мы сделали там ритуал, это была совершенно магия разрушения – как раз чтобы эти все мотивации не исполнились. И потом я узнал как-то после этого, что воды реки подмыли всю эту штуку и там строить ничего нельзя. Вот так и получилось. Так они ничего и не построили. Если бы нас оттуда не выгнали,
Времена менялись. Дикий капитализм уходил в прошлое, недвижимость росла в цене, и отдавать помещения в центре Москвы бедным свободным художникам больше никто не собирался. Впрочем, дело обстояло таким образом не только с недвижимостью. Новая эпоха стремительно вводила свои мерки и системы оценки. Успех телевидения стал измеряться рейтингами, на радио появилось то самое понятие формата. Мы говорим здесь об этом отнюдь не в том смысле, что новые порядки были хуже прежних: никакая система не может слишком долго пребывать в беспорядке и хаосе и существовать, если у нее отсутствуют механизмы саморегуляции. Но факт остается фактом: разгул 90-х постепенно стал сходить на нет – и вместе с ним сходили на нет те, кого он породил.
В каком-то смысле почти все герои этой книжки ушли в мир иной – просто у кого-то этот мир был взаправду загробным, а у кого-то – метафорически. К концу 90-х у “Собак Табака” попросту не оставалось пространства для маневров. Новая реальность была менее суровой, но куда более прагматичной и оставляла исключениям из системы немного возможностей – либо уйти в совсем уж глубокое и грязное подполье, либо исчезнуть. Миром иным в случае Роберта Остролуцкого оказалось место, которое многие здесь в 90-х представляли себе в виде своего рода рая, где есть все и все возможно. И местом этим был Лондон.
Александр Старостин
“Собак Табака” в Питере знали исключительно по трибьюту Depeche Mode, где их трек был самым неожиданным – монашеский голос шептал слова песни, а фоном к этому шел скрип пера и шуршание бумаги. Никто не мог предположить, что это вообще индустриальная группа исполняет. А потом из Москвы стали доноситься слухи, что вокалист “Собак Табака” уехал в Англию и пишет альбом на лейбле Mute! А надо понимать, что лейбл Mute тогда казался чем-то запредельным. Все фетиш-группы нашего поколения издавались там, и чтобы кто-то здешний туда проник – это казалось абсолютно невероятным.
Роберт Остролуцкий
Мне кажется, мы начали слишком быстро и дерзко, оттого и просуществовали довольно недолго. В 99-м году я уехал в Лондон и начал работать над совместным проектом с Ириной Назаровой, которая была в первом составе “Собак”. Я поехал туда не с мечтой о славе. Как это часто бывает, все получилось спонтанно: группа, запись альбома, концерты. В итоге я полгода жил в Лондоне, а полгода – в Москве. Так длилось до 2005 года. Проект был назван Positive Arrogance (“Позитивное высокомерие”). Записали альбом, сделали мастеринг на Abbey Road; музыка получилась достойной, хотя все это выражалось в достаточно обыденных формах. В тот момент мной двигало желание воплотить себя как мелодиста.
Филипп Козенюк
У нас в “Собаках” тогда, как мне показалось, какой-то застой начался. Прекратились концерты. У Роберта с Васей начались какие-то внутренние противоречия. У Васи тогда вообще был очень сложный период – он ушел из семьи и с Робертом случился разлад. Тяжко ему тогда было. А потом я встретил свою жену, уехал на полтора года работать в заповедник егерем, Роберт уехал в Англию, короче, мы разъехались в разные концы света. Роберт начал проект с Назаровой, который достаточно долго продолжался. Я уже вернулся из Тувы, а Роберт по-прежнему был в Лондоне. Потом он приехал, потом снова уехал. Раза три он туда ездил. Так ничего из этого проекта путного и не получилось. Кроме записи, которую они сделали. Дали они всего один или два концерта. На одном я был.