Песня для Корби
Шрифт:
– Плохо. – Полицейский оглянулся на своего товарища. – Нужен фонарик! А лучше два.
– Нету у нас двух, – ответил тот, но полез обратно в машину. Первый переминался с ноги на ногу, в нагрудном кармане его гимнастерки негромко шипела рация. Сквозь постоянный шум прорывались отдельные слова:
…ДТП на киевском…
…диспетчерская… …диспетчерская…
…я Сокол, прием…
…нужно еще пару человек…
…код 309… …код 309…
…диктую
…мне нужен…
…диспетчерская… диспетчерская…
Корби слушал шум эфира с большим интересом, чем происходящий у него на глазах разговор. Жизнь не остановилась; настоящее было полно событий, будущее – возможностей, люди умирали и рождались, машины мчались по дорогам, работали сверхсложные системы, бились сердца: непрерывный полилог, шипящим эхом из полицейской рации поднимавшийся к сумеречным небесам, в которые безмолвно смотрел Андрей.
– Упал с крыши?
– Его столкнули, – поправил Ник.
Полицейский нажал кнопку на рации.
– Диспетчерская, это Ялта. Подтверждаю сообщение об убийстве.
– Принято, Ялта, – затрещал в ответ нечеткий женский голос. – К вам едет оперативно-следственная бригада. Действуйте по инструкции.
– Хорошо.
Второй нашел фонарь и взбежал с ним вверх по лесенке. Луч света заметался по траве, остановился на лице погибшего подростка.
– Пацан совсем, – заметил второй, рассмотрев Андрея. Он обошел тело и попытался приладить светильник к небольшому выступу в стене школы, но первый его остановил.
– Упадет. Положи, положи его просто.
Второй опустил фонарь на асфальт, в тридцати сантиметрах от края кровяной лужи. Корби поймал себя на том, что в который раз смотрит на лицо Андрея, наблюдает, как по нему ползут тени, тщится уловить движение, признак жизни.
– Тело не трогали?
– Нет, – заверил дед.
– Отойдите от него на два метра. И Вы, молодой человек. – Первый показал на ноги Корби. – Есть свидетели убийства?
– Все, – сказал Ара.
– Все?
Дед Корби откашлялся.
– Не совсем так. Эти трое молодых людей – свидетели убийства. А я пришел позже, но успел застать убийц.
– А у Вас с лицом что? – спросил первый у Ника.
– Разбили. Один из тех, кто столкнул с крыши Андрея.
– Так, понятно, вы еще и пострадавший. Документы у вас есть?
– У меня есть, – сказал дед.
– Подходите к машине. Вы первый. И остальные потом тоже.
Старик по широкой дуге обогнул тело Андрея и вслед полицейским спустился по лесенке.
– Вот, – протянул он тому какой-то листок.
– Что это?
– Право на ношение оружия. Будет иметь значение, потому что я ранил одного из бандитов. – Он вытащил из-за пояса «стечкин» и, держа его двумя пальцами, как бы подвесил в воздухе перед носом полицейского.
– Так… Час от часу не легче.
– Вы, молодой человек, обязаны сейчас его у меня забрать и оформить протокол.
– Не Вам судить, что я обязан, – недоверчиво глядя на оружие, сказал полицейский.
– Я, сынок, был офицером КГБ, когда ты под стол пешком ходил, – отчеканил
– Не тыкайте мне и не угрожайте, – потребовал полицейский, однако пистолет у деда забрал и теперь тоже держал его двумя пальцами. Подростки молча наблюдали за сценой. Корби подумал, что «стечкин» сейчас напоминает какое-то дохлое мерзкое существо: к нему относились с брезгливостью, а он холодно и темно поблескивал в тусклых всполохах полицейской мигалки.
– Я не угрожал ни в коем случае, – возмутился старик. – Даже напротив, хотел предостеречь от возможных неприятностей.
– Ладно, ладно. – Полицейский забрался в машину, отыскал в бардачке целлофановый пакет и сунул в него пистолет. Потом стал переписывать данные. Корби поймал на себе взгляд Ника.
– Помнишь? Утром я тебе сказал, что лучше бы ты разбил своему старику лицо.
– Да, – еле слышно ответил Корби. – И ничего этого не было бы.
Полицейский вернул бумажку деду.
– Следующий.
Подошел Ара.
– Фамилия, имя, отчество?
– Джинаганали Ара Феликсович.
Полицейский чуть поднял брови.
– Отец был студентом из Буркина Фассо.
– Тогда фамилию еще раз по буквам.
– Джон, Жюль, Инга, Наталья…
Один за другим следовали рутинные вопросы. Третьим подошел Ник, четвертым – Корби. Полицейский еще переписывал его данные, когда подъехала новая машина. Это был устаревший «уазик» с подслеповатой круглой мигалкой. Из него вышли четверо. Мужчина, который сидел рядом с водителем, сразу направился к патрульной машине. Видимо, он был главным в группе – высокий, как баскетболист, с плоским усталым лицом и большими расплющенными губами. На нем был поношенный, но еще приличный костюм.
– Я следователь, Анатолий Геннадьевич Крин, – негромко представился он. – Это свидетели?
– Свидетели. Этот парень – пострадавший. И пожилой мужчина… сам пытался задержать преступников. Он сдал пистолет.
– Как сдал? Как найденный? Или по разоружению населения?
– Он говорит, что из этого пистолета ранил одного из нападавших. Как вещдок, наверное… У него разрешение на ношение.
Крин замычал, как от зубной боли.
– Вещдоки берут при понятых. А теперь это хрен знает что и лишний ком бумажной волокиты.
Полицейский начал неразборчиво извиняться.
– Покажите пистолет… Тело там?
– Да.
Крин чуть ли не вырвал оружие из рук патрульного и злой, ни на кого не глядя, пошел к своим людям. Корби заметил, что дед улыбается. Все было устроено специально: старый пройдоха разрушил какую-то важную формальность.
– Барыбкин, с фонарем вокруг здания. Желтую ленту на все интересное. – Один из приехавших засветил фонарик и быстрым шагом ушел в темноту. – Катунин, ленту вокруг тела. И дайте нам свет. Я хочу, чтобы повсюду был свет. Зайдите в школу и зажгите в каждом классе с этой стороны. Потом найдите мне материально ответственного за школу: директора, завхоза, все равно. Зотов, найдите понятых. И если кто-то что-то видел… Михаил Григорьевич, – окликнул Крин последнего из своих спутников, – пойдемте.