Песня для разбитого сердца
Шрифт:
— Как его здоровье? — спросила она, пытаясь пригладить рукой спутанные локоны. — Несколько дней назад он сам… он был на грани.
— Да, я слышала. Его брат — ужасный болтун! Тараторит не хуже любой лондонской сплетницы! Но он по-своему забавный. Мой муж явно его недолюбливает, слишком уж этот мерзавец красив и молод, — Анита кокетливо засмеялась. — А насчёт здоровья капитана, почему бы тебе самой не узнать? Давай-ка приведём тебя в порядок! Сначала ванна, потом платье…
— У меня траур, Анита, — сказала Кейли серьёзно. — Прошу, не забывай это.
— А кто забывает? Боже упаси! Но это не значит, что ты должна ходить в этой сорочке, пока она не сгниёт на твоем теле. Самое главное — вдохнуть в тебя немного жизни. Я хочу, чтобы ты была здорова и бодра к появлению моего ребёнка.
Кейли решила смириться. В конце концов, у неё уже не осталось сил, чтобы бороться с реальностью, ожидавшей за закрытой дверью спальни. Девушка лишь молча наблюдала, как графиня Бриджертон поднимает на ноги пол штата прислуги, чтобы вернуть к жизни её, новую виконтессу Саутфолк.
Глава 15
Неумолимо приближалось время праздников и Рождество, а зима будто бы внезапно отняла свою холодную руку, так что над землёй больше не витал её незримый дух. Всю последнюю неделю пребывания в родных стенах Кейли только и делала, что наблюдала из окна или со двора густой туман да тяжёлые серые облака, сквозь которые почти не пробивались солнечные лучи. Снег растаял, но покинутая осенью местность, некогда богатая на цвета, превратилась в унылое серое подобие того, что Кейли запомнила ещё с весны.
Как и каждый день до этого девушка посещала кладбище Рединга ближе к вечеру. Пастор Джером, очень строгий и религиозный человек, который хорошо знал покойную леди Клариссу, провожал Кейли от самых ворот и обратно. Во время последней исповеди она совсем пала духом и едва не заплакала, потому что не могла быть до конца откровенной. Нельзя было нарушать обещание, данное Александру, нельзя было высказаться, чтобы получить верный совет. Казалось, пастор видел её насквозь. Тогда он лишь вздохнул и сказал, что прощает всё, что её тяготит.
Четырнадцатого декабря Кейли в последний раз в уходящем году посетила могилу своей мачехи. Стоя возле нового надгробия, среди таких же аккуратных могил, она смотрела на мраморного скорбного ангела и слушала бормотание пастора Джерома. Закончил он, как и всегда, словами:
— Господь посылает испытания по силам нашим.
— Да, отец…
Поскольку она всё ещё не поднимала глаз, да и голос звучал отстранённо, мужчина покачал головой. Лица её не было видно из-за кружевного чепца-капюшона. И хотя сегодня юная виконтесса, наконец, выбрала вместо чёрного платья наряд более «свежий», пастор чувствовал, что это был скорее чей-то настойчивый совет, а не её собственный выбор.
— Вас столько всего тяготит, дитя, о чём вы не рассказываете, но это не должно заставлять вас чувствовать себя одинокой, — произнёс он строго; Кейли тогда внимательно взглянула на него. — Вы знали, какой несносной была леди Саутфолк в юности? Да простит меня Господь… Упокой Бог её душу, сестра Леонарда, её наставница, жаловалась мне каждый день на проказы леди Клариссы. А через много лет Её Милость сетовала уже на ваше озорство.
Ненадолго на губах Кейли мелькнула улыбка, и пастор тоже позволил себе улыбнуться.
— Я говорю это не для того, чтобы вы слепо следовали за своим идолом, дитя. Несмотря на такую сильную привязанность, ваша судьба принадлежит только вам. Однако иногда не забывайте о тех, кто глядит свыше, ибо то, что они увидят, будет представлено Ему в Судный день… И, разумеется, немного благодарности не помешает. Леди Кларисса хорошо вас воспитала. Помните об этом.
Он перекрестился, довольно сухо поклонился и ушёл к воротам, оставив девушку одну. Кейли недолго обдумывала его слова. Она опустилась на колени возле пустой каменной вазочки перед ангелом и с улыбкой произнесла, глядя вверх, на склонённое мраморное лицо с мёртвыми глазами:
— За все эти дни я о стольком успела вам рассказать, мама… О стольком, но не о самом главном. И мне грустно, что я обманывала вас. Мне грустно, что отец так печален, и ничто не может его подбодрить. Кроме вас это никому не удавалось…
Она поправила капюшон, затем воткнула в щель между камнями у подножья статуи небольшой конвертик, который всё это время держала в руках.
— Это от отца. Он просил не читать письмо, поэтому я просто оставлю его здесь… Ох, мама, он так сильно скучает! — Кейли прижала к губам кулак и вдохнула резкий запах кожаных перчаток. — Мистер Эшбёрн позвал нас в Лондон, и отец согласился. Он правильно поступает, потому что в поместье всё напоминает о вас. Ещё немного, и мы сойдём с ума… Сегодня я хотела всё рассказать, но решила вдруг, что не стану. Достаточно того, что я сама выдержу все тяготы и тайны… Вы только помогите мне немного.
Она поднялась, ощущая слабость в коленях. На мгновение Кейли подумала, каково было бы остаться здесь, возле холодного камня и иссохших цветов, чтобы туман окутал их обоих… и больше никого вокруг…
И всё-таки она выпрямилась, гордо глядя перед собой.
— Прошу, скажите моей матушке… что вы прекрасно справились, — произнесла она, в последний раз окинув ангела тёплым взглядом.
Кладбищенские ворота закрывались через десять минут…
На следующий день Джордж Эшбёрн был готов к поездке. Ему так не терпелось представить отца и дочь Её Высочеству принцессе Софии, что это было даже забавно — видеть, как он торопит прислугу с багажом, попутно развлекая виконта своими рассказами.
— Алекс просто негодяй, раз бросил нас в такую ответственную минуту! — сетовал он перед отъездом с напускным гневом. — Неужели солдаты не справились бы без него? У него есть подчинённые в Рипоне и этом ужасном училище, откуда он прежде и выбраться не желал, вы знаете об этом? Не говоря уже о Стокере!
Кейли лишь мило улыбалась и молчала. Александр и правда уехал, едва графиня Бриджертон подняла её с постели. Они даже толком не увиделись, тем более не поговорили. Виконт Саутфолк всё твердил, что капитан очень занят, а из-за болезни в штабе столько дел накопилось, что одному мистеру Стокеру точно это не разгрести.