Песня для разбитого сердца
Шрифт:
— Зачем ты согласился? — голос её опустился до шёпота. — Если я была настолько омерзительна, зачем ты согласился?
— Ты вовсе не была омерзительна. Дело во мне. Это всё мои пороки… Моё прошлое и то, что я не мог с ним смириться…
Утерев глаза, Кейли строго посмотрела на него:
— Не мог смириться? Но ты позволяешь этому человеку управлять собой даже теперь! Разве он сильнее? Разве у него есть над тобой власть? Ты не должен был соглашаться на этот брак, если не хотел! Почему ты не порвёшь с ним все отношения?
Он долго не отвечал, и его глаза так внезапно потухли, что взволнованная девушка испугалась, как бы он вдруг не потерял сознание. Когда он снова заговорил, голос мужчины прозвучал совсем тихо, словно издалека:
— Почему я от него не избавлюсь… Какой хороший вопрос… Я рос в одиночестве, мать почти мной не занималась. Джордж был слишком маленьким, а потом Эшбёрн забрал у меня детство… Мне было страшно, одиноко, стыдно. А он был сильнее, и каждый раз, раздеваясь перед очередной похотливой сукой, я думал… а вдруг это правильно? Может быть, я ошибаюсь? Но мне всё равно было противно и тошно… Так почему я не могу избавиться от него?
Неожиданно он улыбнулся, откинул голову назад и закрыл глаза. А Кейли глядела на него, не ощущая ничего, кроме пустоты, и так продолжалось, пока он не умолк:
— Любовь — это сказка. Её не существует. Поэтому всё, что я узнал, это то, что он мне предложил. Это мерзкое, скользкое ощущение власти и физического удовлетворения от насилия… Это единственное, чему я научился. Это моя семья…
Он снова выпрямился и, глядя девушке в глаза, постучал указательным пальцем по своему виску:
— Оно здесь, и здесь же останется.
Потом они долго молчали. Каждый размышлял о своём. Когда Кейли перестала чувствовать тошноту и головокружение, она обняла себя за плечи и поёжилась. В пугающе вязкой тишине лишь потрескивали угли в камине. Пламя почти погасло, и если бы не единственная горящая свеча на столе, было бы совсем темно.
Сделав вдох, Кейли поднялась и подошла к окну. До рассвета далеко, а ощущение такое, словно прошло много часов. Этот рассказ… эта исповедь так измотала её, ей казалось, будто она увидела всё наяву. Как нарочно в памяти всплыли знакомые картинки. Когда Александр пришёл, чтобы забрать её невинность в первый раз, он говорил ей жестокие слова… Он лишь повторял за отчимом. Вот, откуда он взял это. И вот почему ожидал её пощёчины. Его били, и он привык к этой боли. Наверное, она стала для него своеобразной лаской.
«Какая дикость!» — промелькнула в голове мысль.
— Теперь ты можешь со спокойной душой меня возненавидеть, — услышала она его бесстрастный голос. — Я же сказал. Я стал таким же, как они. Если бы твои слёзы не разворошили старые раны, я бы взял тебя и испытал такое удовлетворение, что ты даже представить себе не можешь…
Она медленно обернулась к нему, сохраняя маску скорби на бледном лице, и дождалась, пока Александр поднимет глаза.
— Тебя ещё не тошнит от моего жалкого вида?
Кейли ответила коротким «нет», и мужчина презрительно усмехнулся.
— Я буду крайне удивлён, если ты не решишь завтра же развестись.
— Почему? Потому что твой отчим — жестокий садист?
— Дело не в нём. А потому что я такой.
— Но я влюбилась, когда всё уже произошло. Для меня мало что изменилось.
Александр посмотрел на неё, как на полоумную, и, утерев влажный лоб рукой, зло пробормотал:
— Ты или дура… или просто ненормальная…
Она понимала, отчего он так себя вёл. Но это была привычная ему реакция на подобные вещи. Он всегда ожидает жестокости и безразличия. Кейли сделала глубокий вдох, подошла к столу и затушила свечу. Затем, встав возле постели, твёрдым голосом произнесла:
— Я даю слово, что всё, о чём узнала сегодня, останется между нами… А теперь я вернусь к себе. Мне нужно немного отдохнуть. Голова раскалывается. Советую вам, сэр, хорошенько выспаться, если получится. Если вам станет хуже, позвоните, и мистер Стокер придёт. Думаю, он не ляжет спать сегодня…
— Ты самая странная из всех женщин… насколько это возможно, — сказал он, глядя на неё исподлобья. — Меня даже пугает твоя хладнокровность.
— Тогда завидуйте, сколько влезет. Потому что ваше прошлое не вышвырнет меня из этого дома, — бросила Кейли, затем направилась к смежной двери.
Правда возле неё она вдруг обернулась и инстинктивно спросила:
— Если вам ещё что-то нужно, сэр, говорите.
— Да, у меня есть одна просьба.
Кейли напряглась, ведь почти в полной темноте его глаза сверкнули столь странно, что у неё мурашки побежали по спине. И его голос, ставший вдруг таким приглушённым и хриплым, поразил её до глубины души.
— Ты можешь отказаться, конечно. Я не стану заставлять… Я хочу, чтобы ты осталась здесь.
— Что, прости?
— Спи со мной. В этой постели.
От удивления она едва не ахнула в голос, но сдержалась. Кейли пригляделась к его силуэту, темнеющему на фоне постели, и невольно сжалась. Что на него нашло? Или он снова испытывал её? Проверял, оставит она его, доверится, или испугается и сбежит. Припомнив то, как он набросился на неё ранее, Кейли вздрогнула.
— Даю слово, что не трону тебя, — произнёс он спокойно, будто прочитав её мысли. — Просто останься.
Разумеется, она боялась, но не потому, что узнала его тайну. Она боялась того, как свято он верил, будто стал таким же негодяем, как Эшбёрн. Такая глубокая привязанность и вера могли не хуже насилия искалечить молодой разум. А это означало бы, что его стоило бояться.
Она сделала над собой усилие и вернулась к изголовью кровати. Огонь в камине совсем погас, и последние несколько мгновений девушка наблюдала, как отражался крошечный свет в больших голубых глазах Александра.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, стараясь придать голосу немного смелости.
— Лучше, как это ни странно. И в голове прояснилось.
— Хорошо.
Кейли поняла вдруг, что, если снимет халат, то придётся ей ложиться голой. Она не знала, какая реакция последует за этим, поэтому упрямо сжала губы и скользнула под одеяло прямо так.