Песня для тумана
Шрифт:
— Иногда мне кажется, что ты помнишь, — королева рассмеялась нервно, но это было уже лучше слёз.
— Что помню? — На его губах ещё оставалась её кровь, зелёные глаза горели не хуже смарагдов Андвари.
— Я устала, — сказала вдруг Мэб, будто запоздало поддавшись воздействию колыбельной. — Иди, я хочу отдохнуть.
Бард кивнул, дождался, пока её дыхание стало ровным, а выражение лица безмятежным.
— Спи крепко, моя королева, — тихо сказал он, нежно, но как-то по-звериному, потёрся носом о её щёку и вышел.
Когда разыгравшаяся буря, наконец, улеглась, Пак мысленно простился с Бардом. Королеве иногда вымещала на случайно подвернувшихся жертвах монарший гнев. Это не делало её счастливее, но пик ярости угасал. Тем удивительнее было увидеть, как Ульв выходит из грота. На бледно-зелёном лице неестественно алели губы. Бард облизнулся, а Пака передёрнуло от нехорошего предчувствия.
— Пусть её никто не беспокоит. — Придворный певец, наконец, разглядел лесного духа в хитросплетениях бурелома.
— Я… я прослежу, — пролепетал Пак. Но Ульв его уже не слушал. Он повёл носом и мерными, экономными скачками понёсся к побережью. На запах железа. Сердце стучало в груди, а в висках стучала кровь. И он сам уже не понимал, принадлежит она ему или королеве Мэб.
***
Геро нашла придворного певца стоящим по пояс в реке. Он был обнажён: сквозь розоватое марево воды просвечивала зеленью кожа. А розовым вода окрасилась из-за того, что бард усердно смывал с себя кровь. Её было много, и отмывалась она, почему-то, с трудом.
Всего пару часов назад из-за вида крови Геро стаяла на коленях, сотрясаемая рвотными спазмами. Нет, опытная охотница не отличалась излишней впечатлительностью. Но исполинские деревья, покрасневшие до самых макушек, полуобглоданные черепа, красующиеся на ветвях, будто спелые жёлуди, целые кусты разрозненных рук и ног, тела, привязанные к стволам собственными кишками… верховному друиду не раз случалось проводить жертвоприношения в дубовой роще.
Геро слышала, как королева насмешливо называла придворного певца кровавым жрецом Кенн Круаха, но слышать это одно… По сравнению с этим зрелищем купающийся в реке мужчина выглядел почти умиротворяющим. Домашним.
— Бард, ты нормальный вообще? — Геро уселась на берегу и свесила ноги в воду.
Ульв обернулся к ней. Спокойно, без спешки или удивления.
— Для цверга — более чем. — Он горстью зачерпнул воды, принялся оттирать плечо.
Альва заметно смутилась. Бард снова отвернулся, перестав обращать на неё внимание. Геро какое-то время ёрзала на месте, пока, наконец, не выпалила:
— Это она тебе приказала? Ну… чтобы так?
На этот раз Ульв замер, но продолжал стоять к альве спиной.
— Нет. Это только моё дело.
Геро готова была поклясться, что сейчас он добавит: «И не надо ей об этом говорить», но Ульв промолчал.
— Она хочет тебя видеть, — сообщила альва.
Придворный певец продолжал отмывать руки от крови.
— Скоро буду, — ответил он спокойно, будто задержка объяснялась невычищенным плащом или сложной шнуровкой на сапогах.
Зато едва заметно вздрогнул, когда к его спине прикоснулся пучок мягкой травы.
— Давай, помогу, — лукавое личико Геро отразилось в тёмном зеркале воды, насмешливо исказилось волнами.
— Хорошо, — цверг собрал прилипшие к спине волосы, перебросил их вперёд.
Альва отпрянула.
— Ульв, у тебя тут… — нерешительно начала она.
— Две раны, — голос барда звучал монотонно и безжизненно. — Одна рваная, но поверхностная. Вторая…
— Вторая смертельная!!! — выпалила Геро, сорвавшись на жалкий писк. — И от неё несёт железом!
— Потому что её нанесли железом. — Бард полоскал в воде волосы, снова добавив красного в только начавшую очищаться воду.
— Как ты ещё стоишь? — осведомилась Геро, подозрительно осматривая придворного певца. Он был бледно-зелёным, так что мог, по большому счёту, сойти за мертвеца. Вот только он таким был всегда.
Ульв ответил не сразу. Но всё-таки произнёс:
— Меня невозможно убить.
Заинтересовавшись, альва передумала в панике бежать.
— Почему?
— Потому что я бессмертный. — Бард криво усмехнулся.
Геро снова подошла поближе, гонимая любопытством.
— Совсем бессмертный? Как бог?
Ульв покачал головой.
— Бога можно убить. А меня — нет.
Пучок травы снова коснулся его кожи. Но на этот раз гораздо бережнее. Некоторое время оба сосредоточенно отмывали цверга.
— Хочешь, — нерешительно начала Геро, — я могу…
— Хочу. Но тебе будет больно. Там много железа.
Альва только насмешливо фыркнула.
К тому времени, как спина Ульва снова стала гладкой и цельной, выражение лица Геро разительно изменилось. Рогатую трясло, руки горели, хотелось скулить и скоблить их, или забиться куда-нибудь, или пожаловаться королеве Мэб…
— А тебе хоть бы хны, — обиженно бросила она цвергу. — Мало, что бессмертный, так ещё и не чувствует ничего, чурбан!
— Я чувствую, — Ульв вышел из воды и, нисколько не стесняясь альвы, принялся неторопливо одеваться. — Не хуже тебя.
— Ты даже не вскрикнул! Только дёрнулся слегка.
— Крик отнимает много сил, — сообщил бард. — И связки можно повредить. Голос мне не для этого.
— Ну тебя, — буркнула Геро и поплелась в лес.
***
— Где ты пропадал так долго? — спрашивая, Мэб не глядела на собеседника прямо. Ульв знал этот её взгляд искоса, цепкий, не упускающий ничего. Придворный певец откинул полу чёрного плаща и поклонился.