Песня для тумана
Шрифт:
— Вы только посмотрите на нас! Снова все в сборе! Снова вместе! И! Самое главное! Никаких детей на горизонте! Как в старые добрые времена!
— Ну это ладно, — пробурчал Брокк, отпихивая от себя ши, — ноги тебе не жаль, а крышу-то зачем ломать было?
Мер принял придворный вид и назидательно произнёс:
— А невместно высокородному ярлу водных ши Меру эйп Аквилю, сыну и наследнику королевы Ривы, отбывать в одном экипаже с Советником королевы лесных ши Брокком, ибо при теперешней сложной дипломатической ситуации это могут счесть за…
— По-мидгардски
— Отвали, так надо, — охотно перевёл Мер.
Брокк запыхтел, Виона рассмеялась.
— Как ты там своего малого, не сильно приложил? — пробасил, наконец, цверг. — Ему от волчонка и так досталось.
— Ничего, ему полезно, — легкомысленно отмахнулся Мер. — В Мидгард отправил, а то в этом курятнике из мальчишки того и гляди истинного водного ши сделают.
— Самокритично, — фыркнула лепрекониха со сложной родословной.
— Цыц! — рассмеялся светлый альв, воздевая вверх палец. — Я совершенно уникален. А мой юный отпрыск недостаточно крепок духом, чтобы пройти мой тернистый путь самостоятельно. Птица Альвгейр, увы, относится к гордому виду ежей.
— Главное, чтоб моргенштерном не кончил, — ухмыльнулся Брокк, подмигивая светлому. Мер широко улыбнулся.
— Всё будет хорошо. В конце концов, он ведь мой сын. Я проверял. Больше того, ты сам проверял.
— В крайнем случае, Ульв за ним присмотрит, — рассудительно сказала Виона. — Он у нас очень ответственный.
— Надеюсь, мой наследник не останется после этого калекой или слабоумным, — нарочито забеспокоился ши. — Это ведь надо! Ваш парень — без пяти минут Великий Бард! Как вам столько лет удавалось это скрывать?
— Полегче с титулами, — буркнул Брокк. — Ты, всё-таки, говоришь о нашем сыне.
— Что-то имеешь против бардов? — удивился Мер.
— Не мужское это занятие, — поморщился цверг. — Ну, для светлого, может быть. Но не для нашего брата. Им же даже оружие запрещено.
— У твоего малыша такие зубки, что никакого оружия не надо, — погладил Мер по шёрстке отцовскую гордость. — А Великий Бард… с ним не только короли советуются. Даже боги в расчёт берут.
— Да и из твоего будет толк, — не остался в долгу Брокк. — У меня глаз намётанный, помяни моё слово, добрый воин выйдет. Если уму-разуму научить будет кому.
Эйп Аквиль коротко вздохнул и уставился в окно.
— Поживём — увидим.
Глава 2. Слёзы феи
Сигрид не замечала ничего вокруг себя. Сату, отец, какие-то люди… они мелькали где-то тут, у границы зрения, как бледные тени. Что-то говорили, но Сигрид не слышала, что. Не слушала. Это было не важно.
Важно было только одно: королева Мэб превратила её мужа в зелёный камень, холодный и безжизненный. Нечисть, одно слово! Слёзы катились по щекам, и так же неудержимо проносились в голове воспоминания. Страшная свадьба… о, боги, какой же глупой была Сигрид, когда боялась, что муж повалит её на брачное ложе! Всё бы, кажется, отдала теперь, чтобы обнял, прижал к горячей, твёрдой, но всё же не каменной груди. Вспоминала ехидную улыбку и ласковые зелёные глаза, глядевшие на неё, как на ребёнка. А хотелось, ой как хотелось, чтоб смотрел, как на женщину, как… Сигрид вздрогнула. Как на королеву Мэб. Да, вот что это был за волчий голод, стоном рвавшийся из груди Ульва. Дочь ярла стиснула зубы и плотнее прижалась к камню.
— Разве ты не говорил мне, что самое сильное колдовство — это любовь? Я люблю тебя, слышишь? А она нет. Она только посмеялась, поиграла с тобой, и ушла. А я здесь, рядом. Значит, моё колдовство сильнее. Вернись ко мне!
***
— Ближе, — сказала королева Мэб, и он сделал ещё шаг. Короткий взмах руки — и голова дёрнулась от звонкой пощёчины. Соскальзывая, длинные ногти расцарапали зеленоватую кожу.
— За что на этот раз? — осведомился Бард смиренным тоном, стараясь хотя бы внешне подавить клокочущий в груди гнев. Кенн Круах бывал жесток. Он вполне мог приказать снять с вас кожу или сцеживать кровь в золотые кубки. Но управляться с ним легко: несколько слабых мест, на которые Великий Бард быстро научился давить, и бог с его жрецом пришли к взаимопониманию.
Королева Мэб могла бросить одно небрежное слово… да что слово! Взгляд! И Ульв не находил покоя неделями. Он не мог спать, катаясь по земле в бессильной ярости, стараясь постичь таинственные закономерности настроений повелительницы фей. Казалось, в последнее время придворному певцу это стало удаваться: раз или два королева соизволила выразить мимолётную благосклонность. И вот опять!
— Ты ещё спрашиваешь? — Мэб презрительно скривила губы. — Тупой цверг. Злобный и тупой.
Чудовищным усилием воли Ульв старался остановить малахитовые прожилки, вот-вот готовые разрисовать его тело, знаменуя победу породившей его стихии над разумом живого существа. Брокксон гордился своими предками. Но уподобляться некоторым из них ему не хотелось.
Мэб наблюдала за его внутренней борьбой с брезгливым любопытством.
— Или думаешь, я не знаю, кто приманил тех нечастных, кого утопили болотные огоньки? Мальчишку, которого феи затанцевали до смерти?
Ульв усмехнулся.
— Было весело.
Вторую щёку обожгло болью, как когда-то стрелой, но на этот раз Бард поймал королеву за запястье.
— Тупой. Злобный. Цверг, — повторила Мэб, до краёв наполняя презрением каждое слово. — Возвращайся к Кенн Круаху. Такой слуга ему больше подходит.
— Я не убивал их, — Бард поднёс к губам ладонь королевы. — Это сделали твои подданные.
— У большинства моих подданных соображения не больше, чем у меча или стрелы, — возразила королева, продолжая кривить губы. Но руки не отняла. — Ты это подстроил. Ты и в ответе.
— Но разве, — голос Ульва сделался глубоким и бархатистым, как летняя ночь, — придворный певец не обязан их развлекать?
Этот тембр даже без арфы позволял Великому Барду покорять почти любого. Но в тёмных глазах королевы плясали затаённые молнии.