Песня для тумана
Шрифт:
— Ты. Моя смерть и моё проклятье — это ты.
Глава 4. Старые раны
Эрик прикрыл спиной Пёрышко, выставил перед собой меч и сделал зверское лицо. Впрочем, более зверским, чем размалёванные люди, окружившие их маленький лагерь, выглядеть было сложно.
Но, как ни странно, нападать аборигены не торопились. Напротив, когда они убедились, что Эрик и его спутница — единственные чужаки на берегу, расслабились. Осмотрев плащи и лодку, предводитель отряда обратился к
— Скажите своему викингу, чтобы успокоился, госпожа. Нам приказано не причинять вреда тем, кто приходит из волшебной страны.
— Приказано… кем? — нервно осведомилась фея и взяла любимого за руку.
— Королём, — невозмутимо ответил человек и скинул маскировочную одежду, оставшись в белой рубахе. — Королём Коннахта*. Он ждал вас. И скоро будет здесь.
— Ждал нас? — подозрительно осведомился Эрик. Он понимал, что ему говорят, и мог худо-бедно объясняться, но за местного бы, конечно, не сошёл. Хотя бы потому, что здесь не носили бороды.
Ирландец слова викинга пропустил мимо ушей, подошёл к ручью, начал оттирать лицо от охотничьей раскраски, но когда вопрос повторила Пёрышко, обернулся.
— Прошлый Самайн сестра короля, Аластриона, праздновала недалеко отсюда вместе со своим женихом. Они должны были пожениться на следующий день. Король ехал на свадьбу, а попал на похороны. Ночью на поселение напали викинги, — ирландец бросил короткий взгляд в сторону Эрика. По свежеотмытому лицу скользнуло сложное выражение, но почти тотчас же на его месте оказалась непроницаемая маска: «Это не моё дело». — Аластриону нашли под священным дубом Кенн Круаха с перерезанным горлом. В руке у неё был золотой серп. Морские разбойники почему-то не него не позарились. Вернее, мы догадывались, почему: принцессе удалось позвать кого-то из волшебной страны.
— И я верил, что проход закрылся не навсегда, — всадник, перед которым почтительно склонили головы все ирландцы, мало походил на короля в представлении Эрика. Высокий широкоплечий мужчина был одет довольно просто: серые штаны, алая рубаха, тёмно-зелёный шерстяной плащ, сколотый у горла золотой пряжкой… разве что знаменитые ирландские башмаки могли бы вызвать зависть у самого Альвгейра. Однако всё это намётанный глаз налётчика отмечал отстранённо, между делом. Больше всего внимание притягивали синие глаза и огненно-рыжая шевелюра короля Коннахта. Того же медного оттенка, как и у бешеной девчонки, которую Эрику не забыть до конца своих дней.
— Вы одной крови, — заявила вдруг Пёрышко, так же пристально разглядывавшая короля.
— Что? — одновременно переспросили Эрик и брат Аластрионы.
— Вы сыновья одной матери и одного отца, — терпеливо, будто несмышлёным детям, пояснила фея. — Братья.
Все взгляды теперь переходили с одного плечистого рыжего мужчины на другого, с викинга на короля Коннахта. Да, они были похожи. Если бы не борода Эрика и не длиннющие усы Аэда — их запросто можно было бы перепутать. Хотя, конечно, всегда можно ориентироваться на количество глаз.
Люди Коннахта, конечно, помнили, что у короля Конхобара было четверо детей. И помнили, как плакала королева, когда её муж согласился отдать Тадга воспитанником, а по сути, заложником, верховному королю.
— Нам сообщили, что ты погиб во время набега викингов, — сухо сказал Аэд. — А ты, оказывается, стал одним из них.
Эрик не ответил. Он усиленно вспоминал. Неизвестно, почему, но детская память не сохранила ни ласки матери, ни гордую фигуру отца. То время, когда он был принцем, как будто никогда не существовало. А вот то, как обращались с маленьким пленником люди верховного короля Ирландии, он помнил хорошо. «Иди сюда, внук Маэла*! Почисти-ка мне сапоги!» кричал псарь, отвешивая мальчишке пренебрежительный пинок. «Встань на колени, дерзкое дитя! И молись, молись, чтобы Господь простил прегрешения твоего отца, поднявшего меч на своего господина!» сурово увещевал священник…
Эрих тряхнул головой. Сколько ему было? Пять? Шесть лет? Он был уже достаточно взрослым, чтобы огреть по голове Лергуса, дюжего монаха, вцепившегося в глотку тогда ещё совсем не старому Ауду. Сознания ирландец не потерял, но отвлёкся, и викингу этого хватило, чтобы перекатиться через противника, подмять под себя.
В том набеге Ауд потерял сына. Но привёз вместо него другого — рыжего и синеглазого. Ярлу мальчик-найдёныш понравился. Альвгейр даже сам взялся его учить некоторым премудростям, и поговаривали, что даже не прочь сделать своим преемником. И ни разу не попрекнул ни куском хлеба, ни родом. Ауд ввёл мальчика в семью по древнему обычаю, дал новое имя. И Эрик забыл, кто он и откуда. Тогда казалось, забыл навсегда. А теперь, к своему ужасу, стал осознавать: под священным дубом он чуть было не изнасиловал собственную сестру. И стал причиной её смерти.
— Выпить есть? — мрачно осведомился викинг у новообретённого родственника.
_______________________________________
*Коннахт — одно из четырёх (позднее — шести) величайших королевств Ирландии. Столица — Круахан.
**Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд (Маэл Сехнайлл мак Маэл Руанайд; ирл. Maelsechnaill mac Maele Ruanaid, Mael Sechnaill mac Maele Ruanaid) — король Миде и верховный король Ирландии. Отец Айлбе, жены Конхобара, короля Коннахта.
__________________________________________
***
Сигрид снова плакала у постели супруга. На этот раз — от счастья. Ульв был без сознания, горячий, как только что вынутый из очага горшок, но уже не каменный. И почти не зелёный. Девушка смачивала сухие потрескавшиеся губы мужа, отирала грудь и лицо влажной тканью, беззвучно благодарила богов. О, златокудрая воительница Фрейя! Неужели ты услышала мольбы юной Сигрид? Недаром её покойную мать до сих пор величают валькирией. И дочь будет её достойна. Будет сражаться за своего мужчину до конца.
Альвгейр не знал, как воспринимать такое поведение дочери. Конечно, он и сам был рад, что старой шаманке удалось задуманное. Но почему дочь так убивается по навязанному отцовской волей супругу? Неужели подлый цверг осуществил полунасмешливую угрозу, заронил в девичье сердце любовь своим проклятым колдовским голосом?
Ярл хмурился, отводил глаза от Сигрид. Что это там саам делает?
— Эй, тебе помощь нужна?
Онни отрицательно покачал головой. Очень бережно, почтительно и ласково он поднял на руки сухонькое тельце, оказавшееся таким маленьким!