Песня моей души
Шрифт:
– Чего-то ты много знаешь, - недовольно пробурчал мужчина.
Кто-то ткнул указательным пальцем в сторону самого молодого стражника, рыжего тощего парня лет девятнадцати или двадцати, и потребовал:
– Раз ты много знаешь, скажи этому мальчишке, чтоб боль в ноге не выдумывал!
«Обманывает: нога и впрямь болит» - снова подсказала мне Мириона.
– Ну, не тяни. Ведь мальчишка врёт.
В глазах самого молодого полыхнули бессилие и ненависть. Отчего-то стало жаль его. Странно, мне вроде бы нужно жалеть себя: одно неверное слово – и меня ничто уже не спасёт.
– Чего молчишь? Ага, так ты ничего не знаешь!
Отчего-то делаю шаг вперёд, затем второй, третий. Оказываюсь около рыжеволосого парня. Вглядываюсь в его глаза: сначала они недовольные, потом становятся растерянными.
Очень хочется помочь, чтобы он стал спокойнее и счастливее. Капля из такого родного моря падает ему на ногу чуть ниже колена с моей протянутой руки. С ладони скользит за ней теплая волна…
Ни ворчанья, ни ругани в ответ. Только завороженный взор.
– Вы позволите нам пройти? – вежливо уточнила Цветана, которой надоело ждать.
– Конечно, графиня, - стражники расступились. Самый старший из них, полноватый старик, распахнул перед нами ворота.
Когда мы отошли от ворот примерно на двадцать шагов, вслед нам полетел вопрос рыжеволосого стражника:
– Что за тепло соскользнуло с твоей ладони?
От неожиданности останавливаюсь, оборачиваюсь. Он вдруг смутился, потупился:
– А, может, мне почудилось…
«Отчего стражник почувствовал, Мириона?»
«У него с рождения был дар целителя. Он сам его потерял. Ненависть, которая сжигает чьё-то сердце, и страстное желание навредить себе или другим, причинить наисильнейшую боль, мечта отправить за Грань многих людей, с этим даром вместе быть не могут» - она была грустной. Она страдала. Сколько же таких даров получали люди и не уберегли?
…С юной графиней мы болтали до полуночи, сидя перед огромным окном. Девочка разговорилась не сразу, почти не улыбалась. Меня покормили с ней заодно, позволили выспаться в её удобном мягком кресле. Словом, жаловаться было не на что. А ночью, впервые за несколько недель, мне приснилось будущее, именно то, о каком мечтала. Приснился тихий уютный дом, сад, наполненный благоуханьем цветов, Кан и я, сидящие на крыльце, и маленькая девочка у меня на коленях, мирная страна, дружелюбные соседи, дети из разных стран, играющие вместе…
Воин, сопровождавший юную графиню во всех прогулках – подозреваю, на том забота короля о бедной родственнице заканчивалась – явился в комнату девочки, едва только Вадимир переступил порог своего дворца. Остальная королевская родня задержалась в чьём-то замке.
– Ну, пойдёшь к королю или попросишь отсюда выпустить? – с презрением спросил мужчина.
Тело затекло и ныло, но боль почти не замечалась, исчезала за приятными картинами сна.
– Пришла, чтобы поговорить с ним, поэтому не уйду, пока не поговорю, - поднимаюсь с кресла.
Наши взоры сталкиваются, воин отчего-то становится растерянным. Чем же вас так удивляет хрупкая, спокойная девушка? Почему в вас возникают растерянность или недоумение от того, что я не пугаюсь? Да и не из-за чего пугаться: всё самое мрачное, страшное мне уже известно, Гранью меня не запугать. Разве только волнуюсь за брата да за любимого, скучаю, но их рядом нет, потому за них можно не волноваться.
Девочка уныло проводила меня взглядом. Считала, будто не смогу уговорить Вадимира. В чём-то она права, случай почти безнадёжный: мало того, что эта трава поблизости не растёт, так ещё и находится под носом у их врагов. Но смиряться не хочется. И не буду смиряться! Я попробую изменить всё, что смогу!
Король Новодалья, шагавший между шкафов с книгами и свитками, обернулся не сразу. Мельком глянул на меня. Тощий и мрачный, лицо недовольное. Особого расположения или доверия не вызывал. Тем более, что из-за его войска мог уйти за Грань отец Романа или мой, были сожжены прекрасные поля, разрушены десятки домов и стали сиротами десятки детей в родной стране. Только нельзя выдавать, кто я. Пусть думает, будто бы родилась и жила в каком-то дальнем уголке его страны.
– А, это снова ты, Станислав, - проворчал Вадимир в ответ на приветствие воина. – Кто на сей раз с тобой? Очередная самозванка, ничего не умеющая, но желающая забрать как можно больше золота из моей казны?
– Она точно целительница, но, похоже, дар у себя недавно обнаружила. Притворщиков у ворот раскусила сразу, едва только успел досчитать до тринадцати. Заодно и вылечила среди них единственного больного.
Я не попалась в ловушку, нарочно приготовленную для всех мнимых целителей! Спасибо тебе, моя милая земля! То есть, мир… А впрочем, земля – это тоже часть мира…
– Быстро раскусила. Однако из тех, кто оказывался целителями, Цветану никто не вылечил.
– Графине стало лучше рядом с ней.
– Скорее, девчонка сама очнулась, - на меня король внимания не обращал. А о дальней родственнице, как и предполагала, особо не заботился, так только, для виду, чтобы люди особо не говорили.
– Так быстро Цветана никогда в себя не приходила. Я успел досчитать всего лишь до десяти, - сухо ответил воин.
Похоже, страдания больной здесь никого не беспокоили. Все следили за ней с каким-то жестоким интересом. Кормили, поили, предоставили комнату. Наняли крепкого мужчину, чтобы подхватывал, когда будет падать, защищал. Станислав не слишком-то и спешил помочь своей госпоже, а как единственный охранник для королевской родственницы был смешон. Какая будет от него польза, напади на графиню несколько воинов? Почти никакой.
– Хм, - Вадимир с интересом глянул на меня. – Возможно, от тебя будет какой-то толк.
Настало время для решительного ответа:
– Мне не нужны монеты: ни золото, ни серебро.
– Неужели? – едко сказал король, – Это нечто новое: кому-то из них не нужно золото и даже серебро. Что же тебе нужно от меня? Не верю, будто бы вовсе ничего.
– Кое-что нужно.
– Разумеется, всем обязательно чего-нибудь нужно! – Вадимир звучно хлопнул в ладоши. – Что ты хочешь? Учти, пока Цветана не поправится, тебе не на что рассчитывать.