Песня песка
Шрифт:
Люди ещё долго стояли у заграждений даже после того, как скрылся корабль, и погасло небо. Радио ни у кого не было. Все молчали. Только потом, когда даже обжигающая гарь от выхлопов развеялась, а спустившаяся темнота напомнила о приближении ночи, все медленно побрели в сторону хагаты.
Ана уже направлялась к станции, когда над её головой что-то вспыхнуло, и огромный чёрный шрам располосовал небо, протянувшись от облаков до горизонта.
Кто-то испуганно охнул, люди зашлись криками.
Через секунду за барханами взметнулся высокий
В патмане загорелись аварийные огни. Люди в комбинезонах выбежали на взлётную площадку. Врезались в небо ревущие виманы.
Ана долго смотрела на висящее в воздухе облако песка. Казалось, начинается песчаная буря, которая скоро накроет весь город.
Карта города
По радио в учительской передавали статистику по заболеваниям дыхательных путей. По заверениям ведущего, процент умерших в этом году сократился на одну целую и три десятых процента, тогда как, к примеру, количество погибших от несчастных случаев в хагате увеличилось почти на три процента. Более того, настаивал ведущий, общее количество погибших в результате несчастных случаев значительно превышает количество умерших от заболеваний дыхательных путей.
Все это говорилось таким тоном, как если бы ведущий сообщал долгожданную радостную новость, часто вздыхая от волнения. Ана подумала, что ещё ни разу не видела несчастные случаи в хагате, но ей всё чаще попадаются люди в медицинских масках.
В учительской было прохладно.
Трудолюбиво шелестел на стене промышленный дхаав, однако лицо у Сада всё равно раскраснелось, а на лбу выступили капельки пота. Сад вытер лоб тыльной стороной ладони и расстегнул воротник рубашки.
– Драапа! О вчерашнем по-прежнему ни слова! – Он раздражённо покосился на приёмник.
– А много пришло? – спросила Ана.
– Трое или четверо. – Сад кашлянул. – И это со всех классов.
– И что, неужели никто не предупредил?
Сад махнул рукой.
– Да я их понимаю! Когда последний раз было такое? Ладно – дети! Из учителей с утра была одна Ила! В общем… – Сад потёр ладонью лоб. – Из управы до сих пор никаких распоряжений. Всё как обычно.
– А вечерние точно придут?
Сад пожал плечами. Вечерними называли подготовительную группу, в которую записывали детей, не успевающих по каким-либо предметам. Ана вела у вечерников ихатру-видая.
– Я переключу? – спросил Сад.
Он поднялся с кресла, радостно заскрипевшего, освободившись от его веса, подошёл к приёмнику и быстро крутанул регулятор, попытавшись с наскоку поймать нужную волну. Послышался ровный, хорошо поставленный голос. Сад удовлетворенно хмыкнул, присел на край стола и стал аккуратно поворачивать регулятор, избавляясь от шипения.
– …вчерашнем гулянии собралось почти двадцать тысяч человек! – радостно выпалил ведущий. – Это самое большое…
– Драапа! – выругался Сад. – Они совсем уже!
Он попробовал открутить регулятор назад, на волну, по которой рассказывали о несчастных случаях и заболеваниях, но не нашёл ничего, кроме помех, и раздражённо щёлкнул тумблером на крышке приёмника.
– Ничего не понимаю! – Сад повернулся к Ане. – Как будто вчерашние новости весь день крутят.
– Да уж, – сказала Ана.
– Говорят, здесь тоже какие-то проблемы с подстанцией. В некоторых зданиях отключался на время свет.
Сад слез со стола и прошёлся по комнате. Широкое окно в учительской старательно завесили шторами – комната находилась в восточном крыле, и днём её выжигало солнце.
Раздался пронзительный скрип – Сад снова уселся в расшатанное кресло.
– Вообще не представляю, как ты добиралась! Вся твоя линия перекрыта!
– Не лучший, конечно… – начала Ана.
Говорить было тяжело – горло воспалилось так сильно, что, казалось, ещё немного, и она начнёт отхаркивать кровь, вместо слов.
– Я отойду, – сказала Ана.
Она поднялась, в глазах у неё потемнело, и она ухватилась за спинку стула.
– С тобой всё в порядке? – спросил Сад.
Ана улыбнулась.
– Всё отлично. Слишком резко встала.
Она медленно, стараясь не показывать вида, вышла в коридор.
Коридор окутывал лёгкий сумрак – половина потолочных ламп не горела, а единственное окно вдалеке загораживал старый седой шкаф, который кто-то вытащил из класса. Ана шла, касаясь одной рукой стены, как слепая.
Дышалось в коридоре уже не так легко, как в учительской – воздух был спёртым и пах пылью.
Ноги подгибались от слабости. Ана остановилась и несколько раз глубоко вздохнула, опираясь о стену. Одна из круглых ламп над головой несколько раз мигнула с противным сухим треском.
Ана пошла дальше.
В туалете было светло и прохладно, однако всё портил въедливый запах нечистот. Ана открыла кран и подставила под клокочущую струю руки. Несколько раз промыла лицо.
У неё закружилась голова, она испуганно схватилась за раковину, руки предательски заскользили по влажной поверхности, но головокружение быстро отпустило.
Ана вздохнула и посмотрела на себя в зеркало.
Из-за жёлтого освещения лицо её выглядело выцветшим и уставшим. Следы от зажимов маски – вокруг носа и у висков – покраснели. Ана потёрла воспаления пальцем. Кожа в этих местах истончилась и отзывалась болью даже на лёгкое прикосновение.
Из коридора полилась странная ритмичная музыка.
Отрывистые сбивчивые удары – будто кто-то отсчитывал колебания воздуха – сменялись незатейливым струнным переливом, напоминающим журчание воды.
Ана вышла из туалета. Коридор по-прежнему пустовал. Всё так же горели заплывшие грязью лампы на потолке, двери в классные комнаты были закрыты, и обшарпанный шкаф с белесым налётом на лаке загораживал единственное окно, оставляя лишь тонкую полоску света.
Ритм мелодии ускорялся.