Песочные часы
Шрифт:
Мы поставили его около дерева и начали поспешно фотографировать. Он был дурно сложен, приземист, с короткими кривыми ногами. На пальцах его больших и сильных лап торчали когти, совсем непохожие на ногти человека.
Его зовут Син Сиеу Самоан, он кхмер, хотя по виду напоминает чама. Ему тридцать два года. Умеет читать и писать. Сперва он был начальником «коммуны» Свайонг, а затем, в 1976 году, стал щефом службы безопасности уезда Кандаль в провинции того же названия. В 1978 году его сделали шефом службы безопасности целой провинции Свайриенг, той, которую было решено полностью уничтожить. Это был высокопоставленный чиновник свергнутого режима, человек, пользовавшийся полным доверием. Он был схвачен с оружием в руках в ночь с 6 на 7 января, в местности, название которой не имеет значения, а если б и имело, его все равно нельзя упоминать. Эти сведения нам сообщил офицер.
Сколько людей убил Син Сиеу Самоан?
Девяносто дюжин и еще полдюжины. То есть тысячу восемьдесят шесть человек. Син Сиеу умеет пользоваться десятеричной системой, но часто путается в счете и сбивается на двенадцатеричную систему. Герхард теряет самообладание, захлопывает блокнот и кричит на двух языках, что нельзя собственноручно убить тысячу человек.
Нет, он не всех убил собственноручно.
Ну так скажи, черт побери, сколько людей ты убил этими толстыми лапами?
Двести пятьдесят человек.
Где это было? Когда?
Двенадцатого августа 1978 года в одной из деревень провинции Свайриенг. Но тоже не один. С восемью товарищами.
А что с остальными? Они тоже здесь?
Нет. Крестьяне их убили.
Теперь уже Леонид не выдерживает. Так нельзя, это издевательство, пусть этот зверь ясно ответит наконец, сколько человек погибло непосредственно от его руки.
Значит, так: триста пятнадцать человек в «коммуне» Свайонг.
Только триста пятнадцать?
Да.
А почему он только что говорил, что тысяча восемьдесят шесть?
Потому что присутствовал при убийстве этих людей и столько ему насчитали.
Что это значит? Кто насчитал?
Власти.
Какие власти?
Ну, «Ангка». А потом здесь, в тюрьме.
Может ли получиться, что он убил еще больше?
Да, это может получиться. Но он говорит, что наверняка не больше двух тысяч.
Хорошо. Вернемся к тем тремстам пятнадцати из деревни Свайонг. Как он их убивал?
По лицу антропоида пробегает гримаса улыбки, от которой становится жутко. Ну да, таким прутом убивал. Или мотыгой. По-разному. Бывало, что и стрелял.
Почему убивал?
Такой был приказ.
Пусть он перестанет нести чушь насчет чужих приказов. Он был шефом службы безопасности целой провинции, к тому же пограничной, самой важной из всех. Он сам отдавал приказы. Пусть объяснит четко и подробно, почему убивал невинных людей и заставлял делать это других.
Антропоид, жмуря свои зеленые глаза, облизывает поджатые губы и ровным хриплым шепотом начинает объяснять. Он, оказывается, не был достаточно информирован. Ему точно не сказали, кем были люди, которых надо было ликвидировать. Теперь он считает, он уже давно об этом думает, что вся вина за совершенные убийства лежит на кровавой клике Пол Пота — Иенг Сари. Он сам тоже отдавал приказы, это правда, но, в сущности, он их только передавал. Ему приходилось так делать. Он получал указания, сколько человек надо казнить.
Сколько же? Какова была дневная норма?
Нет, это не на дни считалось. Например, число жителей в «коммуне» четвертой категории надо было наполовину уменьшить за один год. Если кто сам умер, его уже не убивали.
Убивал ли он детей?
Детей? Не помнит. Может, и убивал.
А у него есть дети?
Да. Двое.
Как он мог убивать других детей, если имел своих? Думал ли он когда-нибудь об этом?
Да, он говорит, что думал. Говорит, что, если бы он не убил тех детей, другие убили бы его собственных.
Кто именно?
Вредные элементы.
Теперь мы все приходим в бешенство. Кто был тогда вредным элементом, ты, глупая скотина?! В чем пред тобой провинились маленькие дети?
Антропоид облизывает губы. Заявляет, что не понимает наших вопросов.
Участвовал ли он в налетах на Вьетнам?
Да. Два раза.
Убивал ли вьетнамских крестьян по ту сторону границы?
О нет. Ни одного.
Почему все время делались налеты на братскую страну?
Пол Пот на одном собрании сказал, что надо защищать Кампучию от вьетнамской агрессии. Кажется, так: агрессии. Да, агрессии. Кадровые работники ничего не знали. Не были информированы.
Знает ли он, кем были Маркс и Ленин?
Нет. Он никогда не слышал этих имен.
Читал ли он какую-нибудь книгу? Какую?
Да, несколько лет назад. Что-то про Америку. Стрельба. И насчет женщин было.
Как он себя чувствует в этой тюрьме?
Очень хорошо. Он думал, что его сразу убьют. Удивлен, что этого не сделали.
Хочет ли он, чтобы его отослали в деревню Свайонг?
Антропоид смотрит на меня мертвым взглядом. Видно, у него мелькнула мысль, что мы за этим сюда
приехали. Это длится лишь секунду, но двое часовых покрепче сжимают приклады.
Нет. Антропоид не хочет, чтобы его отослали в эту деревню.
Чего он ожидает, совершив столько преступлений?
Он не понимает.
Какого наказания ждет?
В кхмерском языке нет слова «наказание», этого нельзя перевести.
Слушай, в отчаянии говорит Герхард, слушай и подумай хоть минуту, ты, интеллектуал: ты убил триста пятнадцать невинных людей и виновен в смерти тысячи или даже двух тысяч человек. Неужели ты думаешь, что будешь и дальше жить так, как до сих пор жил?
Нет, он вовсе так не думает.
Понимаешь ли, что тебя могут расстрелять, ну, скажем, завтра?
Вмешивается офицер. Таких вопросов задавать нельзя.
А почему нельзя? Ведь он не подлежит перевоспитанию. Ему, наверное, грозит смертный приговор, пусть скажет наконец хоть что-нибудь, что мы могли бы записать.
Приговора нет. Этот человек нужен. И вообще пора кончать беседу.
Солдаты отводят антропоида к бетонным ступеням. Он садится рядом с Моах Кхуном. Оба тупо глядят в пространство. Молчат. Ни жеста, ни слова. На лицах никакого выражения. Быть может, они вообще неспособны поразмыслить о своей собачьей жизни, которая, вероятно, не будет чересчур долгой.