Пёстрые перья
Шрифт:
– Читай! – велел главарь.
Я сел, поджав ноги, на ковёр. Открыл книгу.
– Что читать?
Он сел рядом. Назвал несколько мест далеко на юге. Его интересовало всё.
Я принялся читать вслух. К тексту прилагались карты. Они были цветные, с игрушечным изображением городов. А также людей и животных, характерных для тех мест. Я долго читал, попутно объясняя непонятные слова. Чеглок переспрашивал, водил пальцем по картам. Я понял, что читать он не умеет.
Наконец главарь отпустил меня, приказав не болтать о том, что сейчас было.
Погружённый в размышления, я дошёл до края лагеря. Там, как всегда, собиралась компания любителей пометать ножи и топорики по цели. И, как всегда, оставался один победитель – Жак. Который потом и демонстрировал восхищённой публике свои таланты. Я подошёл как раз к главному моменту.
Белобрысый, худенький Жак, весело скаля зубы, кидал сразу два топорика. Цель – старый глиняный кувшин – косо висела на порядком обтрепанном предыдущими бросками шесте.
Оружие летало из руки в руку, да так, что мелькало в глазах. Броска никто не заметил. Глухой стук разбившегося кувшина, и тут же – восторженный крик зрителей. Один топорик валялся на земле, среди осколков, другой торчал из покосившегося шеста.
Я постоял в сторонке, наблюдая. Потом, когда все разошлись, и остался один Жак, подошёл к нему. Тот стоял у шеста, сосредоточенно осматривая последнюю зарубку. Уж не знаю, что он там увидел.
– Жак, – робко позвал я.
– Чего тебе? – отозвался он неласково.
– Ты так здорово это делаешь.
Он повернулся ко мне, глаза его блеснули пониманием. Я понял по его лицу – откажет.
– Научи меня, пожалуйста.
– Нет.
– Но почему?
– Нет, и всё, – он повернулся, чтобы уйти.
– А я скажу, что ты ко мне приставал, – зло сказал я.
Жак обернулся так резко, что я не успел испугаться. Ухватил меня за шею жёсткими, как прутья, пальцами, встряхнул. Совсем близко я увидел его злые глаза.
– Попробуй, – прошипел он. – Пожалеешь.
Тряхнул меня ещё раз, и отпустил. Я понял, что разговор окончен.
– Я могу научить тебя читать, – бросил я ему в спину. Без особой надежды.
Он остановился. Впервые на его веснушчатой физиономии появился интерес. Жак шмыгнул, постучал пальцем по носу, оглядывая меня с головы до ног.
– А ты можешь?
– Ещё как! – важно ответил я.
– Тогда так. Увижу, что от твоей учёбы толк есть – буду и тебя учить. А угрожать мне даже не пытайся. Зубы обломаешь.
Надо ещё сказать, что говорили обитатели разбойничьего лагеря на своём, малопонятном языке. Освоил я всё это далеко не сразу.
Поначалу я мог только улавливать приблизительный смысл. Почти все члены нашей разношёрстной компании были уроженцами разных мест со своим говорком. Даже Молль, претендовавший на благородные, как он их себе представлял, манеры, говорил нечисто. Меня смешили его потуги выдать себя за дворянина. Но показывать ему этого я не стал. Шутить с Моллем было опасно.
А ещё через несколько дней я пошёл на озерцо набрать воды. И увидел у берега Милли. Она лежала, опустив голову в воду, и не шевелилась.
Отшвырнув кувшин, я бросился к ней. Оттащил от воды и перевернул на спину. Лицо у неё было синее. Она не дышала. Холодея, я стал трясти её, хлопать по щекам. Потом в отчаянии приподнял, пытаясь вытряхнуть из лёгких воду.
Меня взяли сзади за плечи и оттащили в сторону. Милли подняли и куда-то понесли. Я всё смотрел на её посиневшее лицо, её остановившиеся, широко раскрытые глаза.
– Не убивайся ты так.
Сзади стоял Молль. Рядом с ним опирался на своё копьецо Тим. Против обыкновения, он не улыбался.
– Она сама так захотела. Вот и всё. – Молль хмурился, покусывая губы.
Я поднялся, стряхнул с одежды прилипший песок.
– Хотите сказать, что она сама утопилась?
Мне никто не ответил.
Потом начались дожди. Мелкие, холодные капли падали непрерывно, методично заливая землю. Все вещи, необходимые в дороге, были собраны. Ненужные – оставлены. Землянки сровняли с землёй. Места кострищ и вытоптанные участки перекопали, и прикрыли принесённым их лесу дёрном. Когда мы снялись с места, ничто уже не говорило, что здесь были люди.
Сначала мы придерживались мест, поросших густым лесом. Затем деревья стали понемногу редеть. Здесь отряд разделился. Часть его, в котором был я, продолжила неторопливо пробираться среди деревьев, а другая, свернув на дорогу, прибавила скорость.
Вечером мы тоже вышли на дорогу. И увидели медленно двигавшийся обоз. Несколько телег, гружённых мешками, прикрытыми от дождя плотной тканью, и карета. Рядом ехали всадники – охрана.
Грач, оставленный при нас за старшего, прямиком направился к ним.
– Куда он? – прошептал я.
На меня шикнули. Наш старший приблизился к одному из всадников. Они остановились, обменялись несколькими словами. Потом Грач обернулся, и коротко свистнул. Наша маленькая группа тронулась с места, последовав за ним. И я увидел, что на лошадях, под видом охраны, наши парни. С телеги мне помахал рукой Фикс.
Я не стал спрашивать, куда делись люди, ехавшие с обозом прежде. Мне дали другое платье, и я переоделся в карете. Со мной устроился Молль. Чеглок с Жаком на лошадях поехали рядом. Тим с видом заправского кучера сидел на козлах.
Молль бросил мне на колени свёрнутые в трубку бумаги.
– На, прочти. Это документы владельцев кареты.
Прочтя, я отложил свёрток:
– Это безумие. Тех людей могли запомнить.
Молль скривил губы:
– Наша маленькая красотка хочет быть самой умной?
– Я подвергаюсь опасности вместе с вами. Я должна знать, на что иду.
– Хорошо, деточка, я тебе объясню, – он наклонился поближе, горячо дыша мне в щёку. – Эти люди нездешние. Они появились здесь недавно, и прибыли по другой дороге. Так что можешь уже сейчас начинать изображать из себя дворянку, госпожу Барбариссу.