Пёстрые перья
Шрифт:
Детство моё прошло в более суровых местах, и весна у нас означала не столько жару, сколько грязь и пронизывающий ветер. Я скоро полюбил солнце, и вечнозелёные леса. Но сегодняшнее пекло утомило даже меня.
Нас было пятеро. Мы выехали с утра, и приближались к выезду на большой тракт. Там должны были свернуть с дороги, и тогда нам оставался недлинный, но извилистый путь – лесами до лагеря.
Накануне мы побывали в маленьком селении в горах. Селение это состояло всего из несколько домов. Собравшееся там общество нельзя было назвать приятным. Как я понял, в нём
Я ехал на своей лошадке под полуденным солнцепёком, и вспоминал, как мы побывали в селении впервые. Наши главари, а также Жак, Сапог, Бобр и я прибыли туда поздно вечером, и Чеглок с Моллем сразу ушли вместе. Мы с Жаком и остальными пошли устраиваться на ночлег. Заночевали в одном из домов.
Наутро произошла неприятность. Мы уже собирались уезжать. Мои товарищи отправились к лошадям, а я присел на лавку у двери. Поодаль сидели несколько мужчин. Они покосились на меня, и отвернулись.
Потом я услышал, что речь идёт о некой девице. Разговор пересыпался пошлыми комментариями, и игривыми предположениями. Вскоре я начал подозревать, что говорят обо мне. Я уже собрался встать и уйти, когда к компании прибился ещё один человек. От него сильно несло дешёвым бренди. Разговор стал громче. Я решительно встал с лавки, и услышал:
– Постой, девочка, – это был вновь прибывший. Он ухмылялся, пьяные глазки щурились. – Это не тебя я встречал в борделе в городе Маассе? Ты там никому не отказывала.
Он ухватил меня за локоть. Мне в лицо пахнуло, как из бочки. Я попытался вырваться, но он держал на удивление крепко.
– Отпусти девку, – это был Чеглок. – Она не хочет.
– В чём дело, парень? У нас правило – любая девчонка может здесь поменять кавалера. – Мужчина ухмылялся, и я понял, что он не так уж и пьян.
Я заметил только размазанное движение, и тот, кто держал меня, осел в пыль, держась за живот. Его стошнило.
– Не хватайся за чужое, – Чеглок неторопливо повернулся спиной и поманил за собой меня. – Мы уходим.
Я оглянулся. Мужчина, которого только что тошнило, поднял голову. Глаза его злобно блеснули. Рывком он вскочил на ноги. Выхватил небольшой арбалет, торопливо взвёл и направил в спину сопернику.
Я прыгнул к нему под руку. Тетива щёлкнула. Короткая стрела, прогудев шмелём у меня над ухом, ушла в небо.
Тут же меня толкнули. Я полетел на землю, больно ударившись коленками и локтями. Поднялся, собирая с лица рассыпавшиеся волосы, и увидел конец стычки. Зачинщик спора держался руками за горло. По рукам бежали, проталкиваясь меж пальцев, кровавые ручейки. Его товарищи попытались было вскочить со скамьи, но осели на место – Молль, качая головой, положил руки на рукояти пистолетов.
Потом мы уехали. Я, пугливо оглядываясь, подъехал к Жаку, и тихо спросил, не будут ли нам мстить. Он ответил равнодушно, что такие вещи случаются постоянно. Почему он сам не вмешался? Когда спор из-за женщины, никто не вмешивается. И я отстал, размышляя о том, что бы случилось, если бы всё пошло по-другому.
Сейчас путь наш из селения пролегал по совершенно глухим местам. Лес здесь был дикий, густой. Только иногда проглядывало солнце за кронами деревьев. Потом сосны стали сменяться дубами. Под ногами вились нити стелющихся трав, топорщились низкие кусты, усеянные молодыми листочками. Здесь во множестве попадались непролазные заросли шиповника и спутанной малины.
Наконец мы спешились и пошли, ведя лошадей в поводу. Потом Чеглок передал Жаку поводья коня, и мне велел сделать то же.
Мы двинулись дальше вдвоём. Забрались в казавшийся совсем непролазным куст шиповника. Чеглок продирался впереди, я за ним вслед. Потом ветви разошлись, и мы оказались на круглой поляне. В её середине стоял деревянный домик. Совсем низенький, с крышей, густо заросшей травой. Возле трубы торчало даже небольшое деревце.
Рядом с дощатой дверцей дома стояла вместительная бочка с дождевой водой. К ней прислонился треснувший глиняный кувшин. Чеглок порылся у себя за пазухой, вытащил тряпичный свёрток, и бросил в кувшин. Свёрток глухо звякнул.
Мы постояли у двери. Потом послышался кашель, и дверь, пронзительно скрипнув, отворилась. Такой же скрипучий голос произнёс:
– Ну, входите, коль пришли.
Внутри было темно, лишь мерцала масляная лампа на лавке у окна. В единственной комнатке нас встретила старуха. Выглядела она настоящей ведьмой. Впустив нас, она отошла к стене, увешанной пучками сушёных трав, остановилась там, засунув руки под передник, и принялась разглядывать гостей птичьими глазками.
Мой спутник вежливо поклонился:
– Любезная Матильда. Прости за беспокойство.
– Ах, это ты, птицелов, – старуха говорила насмешливо. Голос у неё был хоть и скрипучий, но бодрый.
Я тоже присел в поклоне. Она перевела взгляд на меня. Её серые глаза, окружённые сеткой морщин, сощурились.
– А это кто ещё? Я же просила не таскать ко мне девок!
– Это…
Матильда махнула на него рукой.
– Подожди. Подойди ко мне, деточка.
Я подошёл к ней поближе. Старуха склонила голову, разглядывая меня. При этом лицо её совсем скрылось под спутанными прядями не то светлых, не то совсем седых волос. Хорошенько насмотревшись на меня, она перевела взгляд на Чеглока.
– Зачем ты притащил сюда это?
Я похолодел. Чеглок ответил хрипло:
– Я хотел спросить твоего совета, мудрая Матильда.
Она помолчала, постукивая пальцем по носу. Потом сказала:
– Деточка, выйди. А ты останься. Я дам тебе совет.
Я вышел за дверь. После темноты дома рассеянный свет леса показался мне ярким. Чеглок долго не выходил, и я пошёл вокруг домика. У задней стены обнаружился маленький огород, засаженный овощами. В отдельном его уголке росли пряные травы. Дотянувшись, я сорвал и растёр в пальцах листик душицы. Поднял голову, и увидел слепой глаз окошка, прорубленного в задней стене. Окошко было затянуто бычьим пузырём.