Пёстрые перья
Шрифт:
Что-то потёрлось о мои ноги. Это был тощий чёрно-белый кот. Я почесал его за ухом. Он ещё покрутился около меня и ушёл. Я вернулся к входу в дом. Мирно щебетали птицы, солнце грело круглую поляну.
Я уже начал беспокоиться, но тут из двери вышел Чеглок. По его виду ничего нельзя было понять. Кивнув мне, он пошёл прочь от домика. Мы снова пробрались через кусты, и вышли к нашим лошадям.
По нашем возвращении в лагерь в центральной землянке собрался совет. А потом на отшибе лагеря была устроена ещё одна землянка. Чеглок отвёл меня туда
– Вот теперь я знаю, что с тобой делать.
Я молча смотрел на шар у меня в ладонях.
Чеглок сказал:
– Будешь у нас вроде Матильды.
– Я не смогу.
– Тогда ты умрёшь. – И он вышел.
Удивительно, как много человек может, когда у него нет выхода. Через небольшое время я привык к своему положению, и даже приобрёл авторитет. Суеверие и неграмотность большинства разбойников сделали своё дело. Теперь, если даже они сами, по моему убеждению, могли с чем-то справится, они прежде бежали ко мне. Я смотрел в стеклянный шар, если нужно, использовал лечебные травы И всё ждал, когда все засмеются, и скажут: «Хорошая была шутка! Ну, хватит, поигрались и будет!» Но этого не происходило.
Так прошло несколько лет. Мы кочевали с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. За это время состав нашего маленького отряда почти не изменился. Чеглок был хорошим командиром. Менялись только его любовницы, приходили, оставались некоторое время, потом исчезали. И всё начиналось сначала.
На исходе второго года я заметил, что подрос. Окреп. Однажды я со смешанным чувством ужаса и радости увидел на своём лице признаки отрастающих усов. В панике тут же кинулся к главарю. Ворвавшись к нему в землянку, спугнул оказавшуюся в тот момент с ним очередную его девицу. Та в страхе забилась в угол. Все его девицы почему-то меня боялись. Отослав девушку, Чеглок выслушал меня, порылся у себя в сундучке и вручил бритвенные принадлежности.
Глава 25
Вздрогнув, я выпрямился в седле и вцепился в поводья. Предавшись воспоминаниям и задремав под жарким солнцем, я не заметил, как мы выехали на тракт. Самый короткий и опасный участок пути. Ни впереди, ни позади нас никого не было видно. Я снова прикрыл глаза, собираясь ещё немного подремать. И тут у развилки показались верховые.
Это был патруль. Уходить с дороги было поздно, и мы продолжали двигаться вперёд. Обычно нас мельком оглядывали, и пропускали.
Мы их уже почти миновали – несколько конников в цветах местного гарнизона, когда один патрульный положил руку на поводья моей лошади.
Я взглянул ему в лицо. Это был рыжеволосый молодой человек, весь в веснушках. И я узнал его. Тот переход с чужим обозом казался мне уже нереальным. Я почти забыл всех этих людей, и рыжего мальчика в новеньком мундире рядом с командиром. Теперь он был в офицерских нашивках.
Я смотрел, как на его мальчишеском лице бледнеют веснушки. Он сказал срывающимся голосом, глядя мне в лицо:
– Это вы. Как странно. Каждый раз, как мы видимся, происходят неприятные события, вам не кажется?
Я открыл рот, мучительно подыскивая ответ. Но он не дал мне вставить слово.
– Кто-то тогда поменял указатель на дороге, и целый торговый обоз исчез на заброшенном участке пути. А вы ведь тогда были с ними? Рад, что вы в добром здравии! Может быть, вы ответите на мои вопросы?
Он повернулся к рядом стоящему всаднику, и сделал знак рукой. Одновременно произошло сразу несколько событий.
Я услышал тихий, переливчатый свист охотящейся хищной птицы. Невольно поднял голову. Тут же Молль выстрелил из обоих пистолетов.
У меня заложило уши. Веснушчатый офицер повалился с коня. Другой всадник рядом с ним клонился в седле, на боку у него расползалось кровавое пятно. Выстрелить больше не успел никто.
В оцепенении я смотрел, как две группы вооружённых людей молча и страшно режут друг друга. Слышен был лишь лязг, топот кружащихся коней, и тяжёлое дыхание.
Никто не мог взять верх, когда на дороге показались конники, сопровождающие чью-то карету. Заметив издали схватку, они поспешили к нам. Я видел, как взлетала пыль из-под копыт их лошадей. Мы рванулись с дороги.
Оставшиеся в сёдлах патрульные бросились за нами. Молль бросил мне пистолет: заряжай. Но наши преследователи успели выстрелить первыми. Отставший Филин взмахнул руками и повис, зацепившись за стремя. Наш главарь, перегнувшись с седла, вцепился в его ремень. Тут же подоспевший патрульный ухватил Филина с другой стороны.
Они тянули раненого каждый в свою сторону. Ещё один патрульный подскакал, стреляя в упор. Лошадь Чеглока, отчаянно заржав, рухнула на землю. Мы с Моллем выстрелили одновременно. Преследователи приостановились, Жак втащил главаря к себе в седло. И мы, бросив товарища, оторвались от преследователей, влетев в сосновый лесок.
Добравшись до лагеря, Чеглок велел сниматься с места. Меня, Жака, и Комарика позвал к себе. Вскоре поспешно сворачиваемый лагерь покинули несколько всадников, мчащихся во весь дух.
Подъехав к ближайшему городку, мы спешились. Мы знали, где размещаются казармы. Туда, по нашим расчётам, и должны были привезти Филина. На окраине остановились у неприметного, чистенького домика. Жак постучал в окошко, выглянула женщина. Потом дверь отворилась, и нас пригласили войти.
Скоро на улочке напротив казармы давала представление группа уличных артистов: два жонглёра и музыкант, играющий на нескольких инструментах. Немного поодаль расположился лоточник с расписными куклами и марионетками.
– А если они уже проехали? – тихо спросил я, перебрасывая в руках цветные шарики.
– Не должны, – прошипел Жак, ловко крутя вокруг себя горящий факел.
Комарик усердно мучил флейту, одновременно качая ногой барабанную колотушку.
Нам повезло – в это время здесь проходила ежегодная ярмарка, и городок был наполнен самыми разными людьми. Вокруг нас собралось несколько человек – в основном ребятишки. Миновал полдень, обеденный час прошёл, и прохожих было немного.