Пьесы. Статьи
Шрифт:
У нас нет и не должно быть места для критики подхалимской или продиктованной любезностью. Но было бы плохо, если бы единственной альтернативой стала критика, являющая собой помесь судебного разбирательства и ярмарочного тира.
А вот и типичный пример из ярмарочного тира: в рецензии на «Дзядов» критик пишет: «В роли Ксендза совершенно не оправдал надежд Желеньский. Действительно трудно играть Ксендза, когда являешься сыном Боя» {49} . А мы все знаем, что это неправда и что критика интересовала только острота с Боем, маленькое clou, или гвоздик, на котором он, не поколебавшись, повесил, как паяца, профессиональную репутацию актера.
49
Имеется в виду статья «Почему вы об этом не хотите писать, господа», опубликованная в еженедельнике «Пшеглёнд культуральны», 1955, № 40, и принадлежащая перу Яна Котта (род. 1914), польского эссеиста, театрального и литературного критика, переводчика французской литературы. В этой статье
Человек не только такой, какой он есть, но и такой, каким его видят люди, с которыми он встречается. Так было всегда, и разговоры об этом заполняют многие страницы в литературе всех времен. Но это явление приобретает особое значение в эпоху великих социальных преобразований, когда люди не столько есть, сколько становятся, когда сами о себе они знают, на худой конец, кем они были вчера, и не слишком определенно, что они являют собой сегодня. Так происходит и у нас, в обществе, которое становится социалистическим. Отсюда проистекает неслыханное сгущение конфликтов — малых и больших, иногда легких в разрешении, иногда очень драматических.
Кое-что именно из этого я хотел показать на простом примере в «Посещении». Заметил ли кто-либо из рецензентов эту нить в сюжете пьесы? Нашелся только один, кто увидел это. Чешко {50} . Но что из того, что он заметил контур конфликта, коль скоро, не задумываясь, обнаружил в нем противоречие, неприемлемое для зрителя, а стало быть, «драматургическую ошибку»… Он не подумал, что в искусстве, так же как и в жизни, ткань реальности составляют конфликты, в которых даже для нас, наблюдателей или зрителей, обе стороны могут быть правы по-своему. В конфликтах с врагом все ясно: просто надо бороться — кто кого. Гораздо труднее те конфликты, а для писателя именно они особенно важны, в которых обе стороны хотят, по существу, одного и того же и тем не менее наносят друг другу удары. Я не знаю, является ли то, что происходит с Иоанной и Сульмой в конце «Посещения» «драматургической ошибкой» — просто я в этом не разбираюсь так хорошо, как Чешко, — я знаю только, что в этом «деревенском случае» есть какая-то немалая частица правды о нашей жизни и что значение ее теперь все возрастает.
50
Богдан Чешко (род. 1923) — современный польский прозаик, публицист, киносценарист. Статья Чешко «Комедия «Посещение» опубликована в польском журнале «Театр», 1955, № 43.
Но для большинства наших рецензентов достаточно, если в деревенском доме, на затемненной сцене, во втором акте пьесы ведутся «ночные беседы земляков»: они сразу же знают, что автор намеревался написать новую, современную «Свадьбу» {51} … Не верится, однако, что такая поверхностность мышления может поднять авторитет критиков в глазах писателей и, что главное, читателей.
А ведь авторитет критики должен быть нашим общим достоянием. Я говорю о критике не только литературной или театральной, а о критике в самом широком значении, об общественной критике. На протяжении нескольких лет у нас не было благоприятных условий для ее развития, хотя в теории мы признавали критику незаменимым оружием в борьбе со злом, с ложью и самодовольством, с маразмом и рутиной. Возвращение к ленинским принципам партийной жизни, и не только партийной, создало реальные возможности пользоваться этим оружием, и мы действительно учимся пользоваться этой возможностью. Однако это искусство не такое простое, как могло бы показаться; не простое, особенно в обществе, по традиции привыкшем скорее к критиканству, чем к критике, помогающей жить.
51
Имеется в виду пьеса Станислава Выспяньского «Свадьба».
Врагом честной, общественно полезной критики может быть не только отсутствие свободы, называемое подавлением или зажимом критики. Угрожать ей может также и злоупотребление свободой, сводящее свободу к произволу. Свобода всегда должна отвечать на два вопроса: «от чего» и, что не менее важно, «для чего». Только на этом принципе можно строить общественную критику, основанную на настоящей свободе, в этом же, мне кажется, заключается такт же партийность критики.
Это относится, естественно, и к литературно-художественной критике. В условиях буржуазного общества она не обладала у нас серьезным авторитетом, зато имела несоизмеримо большее практическое значение. Оговорив особое положение в ней Ижиковского {52} и Боя, можно сказать, что в своем большинстве она была частью рекламного аппарата издателей, прессы, театральных предпринимателей, довольно подвижным фактором культурного «рынка»; она могла «возносить» или изничтожать авторов до тех пор, пока культурная жизнь ограничивалась узким кругом буржуазно-интеллигентской публики. Видимость независимости достигалась без подлинной смелости или оригинальности мысли, а просто потому, что у большинства критиков был как бы «в крови» принцип конкуренции, принцип борьбы «всех против всех». Отсюда проистекало огрубление рецензентских методов и форм, часто подчиненных девизу: «все приемы дозволены». И если в этой области мы не достигли в Польше размаха, например, французского, то главным образом потому, что не было особо из-за чего драться — при наших тогдашних тиражах книжных изданий и посещаемости театров.
52
Кароль Ижиковский (1874—1944) — польский прозаик, литературный и театральный критик, эссеист, драматург, переводчик немецкой литературы.
Теперь положение критики в нашей стране характеризует то, что она в значительной мере уже утратила былое практическое значение, но еще не добилась настоящего авторитета, настоящего, то есть не торгового, а идейно-морального. Театры в народной Польше полны, а книги расходятся огромными тиражами — и все это при почти незаметном влиянии критики, а часто и вопреки ее мнению. В общем движении культурной жизни критика принимает только самое незначительное участие, о многих появившихся книгах, я имею в виду, заслуживающих внимания, не пишется месяцами, а то и не пишется вообще, к нулю сводятся стремления синтезировать явления литературы, делать смелые обобщения, не говоря уже о почти полном отказе от роли пионера, какая в наших условиях должна выпасть на долю идеологической критики. К сожалению, сохранились некоторые вчерашние методы и «способы», что, естественно, не помогает выйти из тупика.
А ведь, освобождаясь от служебных, не в лучшем значении этого слова, функций, которые критика вынуждена была выполнять в условиях капитализма, она получает теперь большие возможности завоевания подлинной независимости и настоящего авторитета. Однако и то и другое надо заработать. Надо решительно и без сожаления отбросить вчерашние методы и средства, убожество которых, иногда прикрытое блестящей видимостью, открывается со всей очевидностью в ситуации, когда и критика получила возможность обращаться к широким читательским кругам, какие никому в Польше никогда не снились. Но прежде всего надо разобраться с самим понятием свободы критики. Надо свою свободу не только беречь и пользоваться ею, надо ее глубоко уважать.
Цена настоящей независимости критика — это его добровольная и чуткая ответственность за каждое сформулированное суждение. Цена свободы критика — это его внутренняя дисциплина, моральная и интеллектуальная. От этих качеств не меньше, чем от мировоззрения, зависит подлинная идейность критики, а стало быть, и ее авторитет в обществе, строящем социализм.
СОЮЗНИК ТРУДНЫЙ И НЕОБХОДИМЫЙ {53}
Излишне было бы теперь убеждать кого-либо в больших возможностях воздействия литературы и словесности в широком значении слова на состояние и развитие общественного сознания. Степень этих возможностей в те или иные периоды бывает, естественно, разная, что зависит главным образом от двух факторов: от степени идейной ангажированности творческих работников и от широты охвата печатным словом общества. Говоря об ангажированности, я ни в коей мере не имею в виду конъюнктурного наемничества пера, оппортунизма, придворности. Эти явления в определенные периоды могут выступать довольно широко, но их влияние на коллективное сознание всегда бывает внешним, поверхностным и непрочным.
53
С подзаголовком «Слово о литературе» впервые опубликовано в газете «Трибуна люду», 1957, № 151. Эта статья вызвала широкую полемику в прессе.
Наша партия, как и все партии ленинского типа, всегда внимательно относилась к литературно-культурным явлениям. Это вполне понятно. Если она призвана выполнить историческую миссию строительства социализма, а стало быть, и социалистического воспитания человека, она не может отказаться от влияния на все то, что формирует человеческое сознание. Ничто из того, что связано с борьбой за мысли и чувства масс, не может быть безразличным для партии.
В прошедшие годы методы работы партии на идеологическом фронте в области культуры, или, как тогда называли, методы «партийного руководства литературой и искусством», не были правильными. Они бывали иногда прямо пагубны как для социализма, так и для литературы. Наступательный характер нашей культурной политики в тот период, ценный и полезный иногда в сфере распространения, вообще не оправдывал себя в столкновении с творчеством. Теперь, то есть более года тому назад, наступила ситуация диаметрально противоположная: на самом чувствительном и в то же время на самом «контактном» с массами участке идеологического фронта партия в принципе отошла как бы на «нейтральные», в лучшем случае критически-наблюдательные позиции. Говоря: партия, — мы имеем в виду как Центральный Комитет, так и широкий столичный и местный актив и, наконец, нас, отдельных людей творческого труда и деятелей культуры.
Нетрудно доказать, что такая ситуация в корне противоречит сущности того, что мы называем октябрьским переломом. VIII Пленум покончил с извращениями и ошибками прошлого не с целью ослабления роли партии в какой-либо области жизни, а, наоборот, для восстановления ее подлинной, не административной, а идейно-политической активности и гибкости на каждом участке. Разве можно достигнуть этого при почти полном отступлении с такого важного участка, как область культуры? Разве единственной альтернативой минувшей «вездесущести» и мелочного вмешательства в эту область должна быть политика невмешательства партии в явления культуры и искусства? Если нет — и наверняка нет! — то следует положить начало новой партийной практике на этом ни на минуту не замирающем фронте, практике, свободной от догматизма и фальши, практике, которая пошла бы на пользу и социализму и нашей национальной культуре.