Пьесы
Шрифт:
Д е р в и ш. Вид у тебя неважный, почтеннейший Хаджи-ага. Глаза красные.
Х а д ж и - а г а. Еще бы! Уже которую ночь не спим по-человечески. Трудно жить без ночного сна, уготованного человеку природой и всевышним!
Д е р в и ш. Это верно, нет более тяжкой муки, чем принудительная бессонница! (Садится на коврик.)
Во двор входит х а м м а л - н о с и л ь щ и к.
Х а м м а л. Благополучие
Х а д ж и - а г а. А, это ты дружище хаммал? Салам, салам! Добро пожаловать!
Х а м м а л. Спасибо, Хаджи-ага!
Х а д ж и - а г а. Проходи, садись.
Х а м м а л. Боюсь даже присесть.
Д е р в и ш. А что случилось?
Х а м м а л. Да вот, присел я утром на базаре и задремал. А кто-то донес. Начальник стражи Рябой Реджеб заставил меня в наказание целый день таскать камни для своего нового дома. За весь день во рту не было ни крошки.
Х а д ж и - а г а. Считай, что тебе повезло, хаммал. Другие, бывало, заснут на земле, а просыпаются в гостях у аллаха. Поблагодари случай и аллаха всемогущего за то, что голова твоя осталась на плечах. Устраивайся поудобнее. Только смотри не спи. А то опять донесут — и на тебя, и на меня: за подстрекательство ко сну.
Х а м м а л. В таком случае, Хаджи-ага, выпью-ка я чаю покрепче. (Садится на коврик, наливает в пиалу чай, пьет.)
Входит с л е п о й н и щ и й.
С л е п о й н и щ и й. Примите божьего гостя!
Х а д ж и - а г а. Проходи, божий человек, садись. Добро пожаловать в мой караван-сарай!
С л е п о й н и щ и й. Хозяин, у меня всего-навсего одна таньга. Но в моей торбе есть немного черствого хлеба. Берите, кто хочет. Ешьте.
Х а д ж и - а г а. Мне не нужна твоя таньга, божий гость. Устраивайся поудобнее, как твоей душе угодно. Отдыхай.
С л е п о й н и щ и й. Хозяин, ты пожалел бедного слепца. Так пусть аллах всемогущий сделает с тобой то же, что он сделал со мной!
Д е р в и ш. Послушай, божий человек, у нас, у правоверных, за оказанное добро принято благодарить, а не призывать беду на голову доброго человека.
С л е п о й н и щ и й (садится на коврик). Неужели в этой стране остались еще добрые люди? Разве они все не в шахских темницах?
Д е р в и ш. Или тебе только что не оказали здесь радушного приема?
С л е п о й н и щ и й. Жизнь научила меня судить о людской доброте с оглядкой, не по тому, как начинается, а по тому, чем все кончается.
Х а д ж и - а г а (дервишу). Уважаемый, оставь слепого в покое. Он по-своему прав. Каждый живет так, как его научили люди и жизнь. Видно, слишком суровы были уроки.
Д е р в и ш. Хаджи-ага, подсказать рабу божьему правильный путь — наш святой долг!
С л е п о й н и щ и й. Судя по твоим словам, ты — дервиш, не так ли?
Д е р в и ш. Да, ты не ошибся, раб
С л е п о й н и щ и й. Я знаю, дервишам приходится странствовать по всему миру, видеть разные страны, многих людей, скажи, дервиш-ага, ты встречал таких, кто за добро платит черным злом?
Д е р в и ш. Обычно за добро платят добром, божий человек.
С л е п о й н и щ и й. А как быть, как жить тем неудачникам, на добро которых ответили коварным злом?
Д е р в и ш. И все-таки их души не должны ожесточаться. Ведь сказано в священной книге: «Добром за добро может заплатить каждый, а вот ответить добром на зло и тем победить его — удел самых достойных и мудрых».
С л е п о й н и щ и й. Посмотрел бы я на тебя, дервиш-ага, послушал бы я, что бы ты запел, если бы и тебя, как меня, за твое добро лишили зрения!
Х а д ж и - а г а. Вах, бедняга!
С л е п о й н и щ и й. Не надо меня жалеть, Хаджи-ага, во всем виноват я сам.
Д е р в и ш. На все воля аллаха!
С л е п о й н и щ и й. Значит, по-твоему, дервиш-ага, это аллах лишил меня зрения? Значит, это он издал для народа страны указ — не спать по ночам, не видеть никаких сновидений?! Какая глупость! Какая жестокость!
Х а д ж и - а г а. Аллаху нет дела до людей.
С л е п о й н и щ и й. Глаза мне выбил не аллах, а недобрый человек, который сейчас служит у шаха начальником дворцовой стражи, — Рябой Реджеб.
Х а д ж и - а г а. Говорят, он умертвил нашего Табиба Кемала.
Д е р в и ш. Значит, это аллах внушил и подсказал Рябому Реджебу сделать так.
С л е п о й н и щ и й. Не кажется ли тебе, дервиш-ага, что ты пытаешься сделать всевышнего соучастником преступления?
Х а м м а л. Земляки, давайте-ка лучше пить чай! Поговорим о чем-нибудь приятном!
Х а д ж и - а г а. Лишь бы хуже не было! Хотя куда уж хуже?..
С л е п о й н и щ и й. Дервиш-ага, ты, наверное, думаешь, что, проповедуя от имени всевышнего, вы, дервиши, тем самым облегчаете горе обездоленных?
Д е р в и ш. Мы, дервиши, приносим свои жизни, свое личное счастье, покой, благополучие в жертву этому благородному божьему делу!
С л е п о й н и щ и й. И даже не подозреваете, что ваши проповеди приносят нам, людям, только вред! Они — гашиш! Дурманят ум, усыпляют человека, ослабляют волю!
Д е р в и ш. Этого не может быть!
С л е п о й н и щ и й. Еще как может! Вы призываете народ всю жизнь слепо, бездумно повиноваться воле аллаха и тем, кто якобы осуществляет эту волю на земле. И народ вам верит, люди вас слушают… Нас мучают, притесняют, убивают, вешают, нашим трудом пользуются бездельники, а мы еще говорим им, этим бездельникам, нашим притеснителям: «Спасибо вам за то, что вы — над нами! Делайте с нами и дальше все, что вы хотите!»
Х а м м а л. Мне кажется, дервиш-ага, слова слепого не лишены смысла. Вот если бы все жители страны — все, как один! — наплевали на этот бессмысленный шахский указ о ночном бодрствовании, спали бы себе как ни в чем не бывало, видели бы сны…