Пэт из Серебряной рощи
Шрифт:
– Никому-никому, Джуди. Знаешь, у меня такое странное чувство в животе…
Джуди расхохоталась.
– Знаю-знаю! Подою – и приходи потихоньку на кухню, пожарю тебе яйцо.
– На масле, Джуди?
– Уж конечно, на масле. Столько масла, чтобы хлеб как следует пропитался, как ты любишь. Может, и плюшка с корицей с ужина осталась.
Джуди Плам не признавала фартуков. Она подоткнула шерстяную юбку под пояс, демонстрируя полосатую нижнюю юбку, и пошла вниз, бормоча сама с собой, – была у нее такая привычка. Мистер Том последовал за ней, как черная тень.
Пэт поднялась с табуретки и пошла запустить Четверга в амбар. Странное
– Ужасно, – сказала Пэт. – Совершенно посторонний ребенок!
Если бы она могла поговорить с Сидом, это бы ее успокоило. Но она обещала Джуди никому не говорить ни словечка. Впервые у нее появился секрет от Сида, и это тоже было неуютно. Жизнь изменилась, а Пэт терпеть не могла перемен.
Через полчаса она выкинула эту мысль из головы и пошла в сад пожелать цветам спокойной ночи. Пэт никогда не пренебрегала этой церемонией, иначе цветы будут скучать. В саду было так красиво! В поздних сумерках слабый отсвет дня еще покрывал Туманный холм. Тихо шептались друг с другом клены, посаженные бабушкой Гардинер, когда она была еще невестой, шелестели березки в укромном уголке сада. Пурпурные пионы превратились в темноте в черные блюдца. Колокольчики вдоль тропинок звенели от смеха фей. Поздние июньские лилии звездами светились в траве, танцевали водосборы, над воротами благоухала мокрая от росы белая сирень. И даже полынь, сотню лет назад привезенная маленькой квакершей из Старого Света, издавала слабый горький аромат.
Пэт перебегала от клумбы к клумбе, пока не поцеловала каждый цветок. Четверг бегал вместе с ней, иногда отвлекаясь на собственный хвост. Дорожки с двух сторон были выложены камешками, выкрашенными ярко-белой краской, – Джуди сама принесла их с берега залива.
Попрощавшись со всеми цветами, Пэт постояла немного, глядя на дом. Какой это был красивый дом! Он прислонился к поросшему лесом холму, как будто вырос из него, и был он бело-зеленый, как береза. Деревья бросали на него темные резные тени. Пэт любила стоять в темноте и смотреть на освещенные окна Серебряной рощи. Горел свет в кухне, где Сид делал уроки, в гостиной, где Винни занималась музыкой, наверху, в маминой комнате. На мгновение свет промелькнул в холле – кто-то поднялся наверх, высветив полукруглое окно над дверью.
– Какой чудесный у меня дом! – выдохнула Пэт, сжимая руки. – Такой красивый и милый! Ни у кого нет такого дома! Как бы мне хотелось его обнять!
В кухне Пэт отужинала яичницей на масле, а потом выставила для фей блюдце с молоком. Джуди каждый вечер проводила эту церемонию. Феи приходили ночью и выпивали молоко. Пэт в это верила, потому что Джуди видела танцующих фей своими глазами, когда была еще девушкой, в старой доброй Ирландии.
– Джо говорит, что на острове Принца Эдуарда фей нет, – грустно сказала Пэт.
– Джо мелет языком что попало, – с негодованием отозвалась Джуди. – Люди приезжают на Остров из Старого Света больше сотни лет, золотко. Думаешь, за это время ни одну фею не потянуло на приключения? Не сомневайся, феи собрали пожитки и перебрались сюда. Они не больно-то умные, не умнее людей. Куда, по-твоему, за ночь девается молоко?
Действительно, молоко всегда исчезало, с этим не поспоришь.
– Джуди, может быть, кошки его выпивают?
– Кошки, говоришь? Может, они бы и сунули морду в блюдце, да не родилась еще такая тварь, которая осмелится отнять у фей молоко. Кошки свое место знают, с феями не связываются. Хорошо бы людям этому поучиться.
– Джуди, а давай ночью останемся тут и поглядим? Я так хочу увидеть фею!
– Хм, прыткая какая! А есть у тебя волшебный глаз, чтобы на фей смотреть? Ничего ты не увидишь. Молоко в блюдце кончится, вот и все. Беги спать и не забудь помолиться, не то проснешься и увидишь оборотня на кровати.
– Я никогда не забываю помолиться, – с достоинством сказала Пэт.
– Вот и ладно. А то я знала одну девочку. Она один раз забыла помолиться, и пришла за ней баныши.
– И что она сделала, Джуди?
– Прокляла девчонку, вот что. С тех пор как захочет девчонка смеяться – плачет, захочет плакать – смеется. Такое проклятье… Что это ты скучная такая, золотко?
– Джуди, я все думаю про младенца в капусте. У дяди Тома никого нет, давай ему отдадим маленького, а мама будет к нему приходить. У нас будет четверо…
– Та-та-та, ты думаешь, четверо – это много? У твоей прапрапрабабки, старой миссис Неемии Гардинер, было семнадцать детей. И четверо из них умерли в одну ночь от черного поноса.
– Джуди, и как же она это перенесла?
– Так у нее еще тринадцать детей осталось, золотко. Говорят, она с тех пор была сама не своя. А теперь живо спать, и чтоб я второй раз не повторяла!
Пэт на цыпочках поднялась наверх, мимо старых напольных часов, которые не ходили уже сорок лет и назывались «мертвые часы». Джуди утверждала, что они дважды в день все равно показывают правильное время. Пэт прокралась по коридору в свою комнату мимо запертой двери в Поэтическую комнату. Так называлась спальня для гостей, потому что там и вправду ночевал один поэт, побывавший в Серебряной роще. Пэт верила, что если неожиданно распахнуть дверь в любую запертую комнату, можно застать мебель врасплох: стулья болтают в углу, стол кокетливо приподнимает белую муслиновую скатерть, хвастаясь нижней юбкой из розового сатина, кочерга и щипцы отплясывают фанданго [6] . Правда, застукать их очень трудно. Обязательно выдаст какой-нибудь звук, и мебель успеет оказаться на своих местах, сдержанная и благоразумная.
6
Фанданго – испанский народный танец.
Пэт прочитала молитву на сон грядущий, «Отче наш» и еще помолилась своими словами. Людей, которые не любят молиться, она не понимала. Взять хотя бы Мэй Бинни из воскресной школы – она сказала, что молится, только если чего-то боится. Подумать только! Пэт помолилась за всех членов семьи, за Джуди Плам, дядю Тома, тетю Эдит, тетю Барбару, дядю Горация и всех остальных дядюшек, которые сейчас были в плавании, за всех котят, за Мистера Тома. Помолилась за собаку Джо – «маленького черного Шалуна с хвостиком колечком» – и собаку дяди Тома «большую, черную, с прямым хвостом», – уточняя детали, чтобы Бог ничего не перепутал. За всех домашних фей и за бедных призраков, которые горюют на своих могилах, и за Серебряную рощу, милую-милую Серебряную рощу.