Пета. Первый сборник

Бобров Сергей Павлович

Le Chemin De Fer

«Выпили! Выпили!» – жалобно плачем ли Мы, в атласных одеждах фигуры карт? Это мы, как звезды, счастью маячили В слезящийся оттепелью Март, Это мы, как крылья, трепыхались и бились Над лестницей, где ступени шатки, Когда победно-уверенный вылез Черный туз из-под спокойной девятки. А когда заглянуло в сердце отчаянье Гордыми взорами дам и королей, Будто колыхнулся забредший случайно Ветерок с обнажающихся черных полей, Это мы золотыми дождями выпали Мешать тревоги и грусть, А на зеленое поле сыпали и сыпали Столько радостей, выученных наизусть… «Выпили! Выпили,» – жалобно

плачем ли Мы, в атласных одеждах фигуры карт? Это мы, как звезды, счастью маячили В слезящийся оттепелью Март.

Март 915 г.

Сергей Бобров

Площадь

«Как будто человек зарезанный…»

Как будто человек зарезанный На этой площади лежит! А дрожь рук говорит, что нечего Теперешнее ожидать. Смех легче был бы не кончен, Когда бы не тени цветков, Зарезанный убежит с площади, Голый бежа вперед. Противоположная улица Повлечет следующий труп; Так разорваны горла накрепко На площади в шесть часов.

«Оторван, вслед тощим громадам…»

Оторван, вслед тощим громадам, – Руки костлявый не я ли вел! Но бурь тихих взор, излом-камень Схватился за меня. Как зуб вонзив в отроги замера. Я вдыхал пронзительную ясы Но вот – и мне стала площадь столбом, Стеной, параллельной мне. Но и тут был бы весел площади круженье И паденье прохожих в условную бездну… Зачем бить, убить, напоминать, Изъязвлять, топить, душить Бессонного – тут: «– Их тени благовонны Над Летою цветут?»

Азовское море

Вскипает застывший черный шелк. Спины песков рыжи; Плетется мясной мухой паровоз. Прокусывая ленты дымков. Сеть степей. Молчите же вы И колес заштатные вопли. Ив туман. Хижин рябь. Сутолок устывшая марь. Четыре шага до шелка, Шелк несется, скрябает берегом: – Жестяное Азовское море. – Рычи, Белоязыкой волны жало. Скребется простор и хлюпает грузно. Накален взор и топь; Звонит, бурчит оцинкованная волна И жалом жерло желти лижет.

Из Федора Платова

Trois Preludes (Петы) [1]

Opus 15

№ 1

Русалия слюб реси камыри, Розко лоскали снытра растром. Саско стрийа ньядо – Благен вендрорун, Смотый мандаль мода утра.

№ 2

Хрыщи скрипом по дороге Вниз от больницы душевно-больных Хриплым удушением сердцебиения. Символизирующим кругом насыпи. В ненормальности горко, Одичанием насыпь. Душевнобольницу душно. Хребет в рощи розыске сердца, Равнин славян славно переезд В ларцах скребение удушливо потное В искании душевнобольницы, Урядников клопов раздав. Сердце на бутафорте. Иногда в карман спрячешь.

1

См. «Гамма гласных» по Федору Платову – «Второй сборник Центрифуги» М. 1916.

№ 3

Ють юсла слюза ута, Cia са юса сусаза. Дасе селена слозь толь Толмо полно сини слоу. Заво сол ют.

Велимир

Хлебников

Посв. Вере Б.

Девы и юноши, вспомните, Кого мы и что мы сегодня увидели, Чьи взоры и губы истом не те А ты вчера и позавчера «увы» дели Горе вам, горе вам, жители пазух Мира и мора глубоких морщин Точно на блюде, на хворях чумазых Поданы вами горы мужчин. Если встал он, принесет ему череп «Эс» Вечный и мирный – жизни первей! Это смерть пришла на перепись Пищевого довольства червей. Скажите люди да есть же стыд же, Вам не хватит в Сибири лесной костылей, Иль позовите с острова Фиджи Черных и мрачных учителей И проходите годами науку Как должно есть человечью руку. Нет, о друзья! Величаво идемте к войне – Великанше Что волосы чешет свои от трупья Воскликнемте смело, смело, как раньше Мамонт гнусный жди копья. Вкушаешь мужчин а la Строганов Вы не взошли на мой материк. Будь же неслыхан и строго нов Похорон мира глухой пятерик Гулко шагай и глубокую тайну Храни вороными ушами в чехлах. Я верю я верю, что некогда «Майна!» Воскликнет Будда или Аллах. Белые дроги, Белые дроги! Черные платье и узкие ноги! Был бы лишь верен вернее пищали с кремнями мой ум бы! Выбрал я целью оленя лохматого За мною Америго, Кортец, Колумбы! Шашки шевелятся, вижу я мать его.

Николай Асеев

«За отряд улетевших уток…»

За отряд улетевших уток, За сквозной поход облаков Мне хотелось отдать кому-то Золотые глаза веков… Так сжимались поля, убегая, Словно осенью старые змеи, Так за синюю полу гая Ты схватилась, от дали немея, Что мне стало совсем не страшно: Ведь какие слова ни выстрой – – Всё равно стоят в рукопашной За тебя с пролетающей быстрью. А крылами взмахнувших уток Мне прикрыла лишь осень очи, Но тебя и слепой – зову так, Что изорвано небо в клочья.

Александр Лопухин

А

О, стокатто тонких колоколен. С дымкой просини небес! Цифра восемь, багрово-блеклая На синем фоне с блесками луны, Пятно – черная кошка И чадящая лампа С мигающим хитро зрачком Vien!

Р

Жребий твои судьба судеб Начертала на алмазе Остро отточенной мыслью, Потому что ты есть!

V

Шелест. Тьма. Полумрак. Тень. Приди! Свет. Зрачок. Улыбка. Я здесь! Как я люблю разговаривать с красноперыми попугаями.

Женщина и змий

Грядущий

1. Во мраке света познаю себя. Познав взыду к горнилу света.

2. Вы видите небо, вы знаете вечность. Они вечны, ибо не существуют.

3. Где хозяин мой? Я его не вижу. Только сущность моя дает знать о нем.

4. Где то, к чему я стремился с начала мира. Где то, о чем я думаю тьмы веков.

5. Оно впереди на одном и том же пространстве, ибо это пространство – нуль.

6. Бойтесь головни моей, о слепотствующие!

7. Когда я уходил – меня преследовали, когда я учил – меня проклинали; что же вы пищите, когда я бью вас.

8. Рабы! восхвалите господина своего, им же живы есть.

9. Тонкое трепетание нежных лепестков, как похоже ты на грохот огромной машины.