Петербургская баллада
Шрифт:
В коридоре меня поймал за рукав Алексеев:
— Что случилось? Узнал что-нибудь?
— Да. Позже расскажу. Времени нет. Все в масть — не сомневайся. Только несколько необычней, чем вы предполагали… Не обижайся, капитан, так карта легла, что это мое личное дело оказалось. Вечером все расскажу — обещаю.
— Помощь нужна?
— Нет, — ответил я, убегая. — Вечером позвоню… Спасибо!
Он что-то прокричал вдогонку, но я уже не расслышал. Выбежав на улицу, поймал частника и за совершенно бешеные деньги договорился о поездке под Всеволожск.
— У-у, запах-то какой… приятный, — благодушно заворчал третий «близнец»-водитель (клонируют их, что ли?). — Видно сразу: человек хорошо Новый год отметил. А я вот…
— Знаю, — грубо оборвал я. — Посидел часа полтора и халтурить поехал. Дома жена своим ворчанием все равно праздник отметить бы не дала.
— Да, точно, — удивленно протянул водитель. — Откуда вы знаете? Раньше…
— Все не так было, — безжалостно закончил я. — Бедней, но веселее. А похмельный синдром лечат либо холодной водкой, либо активированным углем с анальгином.
Водитель опасливо покосился на меня и замолчал. Я не хотел его обижать, но мне надо было подумать, не отвлекаясь на пустую болтовню. По большому счету, вариантов у меня не было. Привлекать к задержанию знакомых оперов или коллег по отделу значило бы открыть свою тайну на всеобщее обсуждение и насмешки. Пытаться вызвать ОМОН или привлечь иные силовые структуры было несколько сомнительно. Они и в будние дни не слишком торопятся, что говорить о праздниках. Дважды за всю мою службу мне доводилось вызывать группы захвата. Не знаю, как в боевиках, а лично на моей памяти они приезжали часа через два, а то и три. К тому же их участие также не давало гарантию конфиденциальности: задерживать-то будут всех, попробуй потом отпусти кого-нибудь, не допросив… Вывод был печален: задерживать этих уродов надо самому. Задерживать срочно, пока не успели уничтожить улики, пока не пришли в себя после новогоднего загула, и… пока есть шанс тихо отпустить эту чертову кошку… Сложность была в том, что оружия у меня не было, а подозреваемые вполне могли быть вооружены. К тому же если хотя бы половина того, что Капланюк рассказал о том бугае, правда… Но других вариантов я не видел.
Разобиженный водитель высадил меня возле мотеля, принял деньги и уехал, даже не пересчитав мятые десятки и пригоршню мелочи. Кстати, на обратную дорогу денег у меня не оставалось, но в данный момент меня заботило не это.
Хорошенькая девочка за стойкой портье приветливо улыбнулась мне, но улыбка превратилась в кислую гримаску, когда я продемонстрировал удостоверение.
— Майор Строев. Третий отдел, — представился я. — В каком номере у вас остановился Сергей Петрович Папанин?
— Я не знаю, могу ли…
— Можете! — твердо заявил я. — И как можно быстрее. Не наживайте себе неприятностей.
Она с сомнением посмотрела на меня, морща хорошенький носик от исходящих от меня водочных «ароматов», но все же сверилась с какими-то бумагами и ответила:
— Седьмой номер. Это на втором этаже. Подождите минутку, я сейчас позову администратора…
— Пусть поднимается прямо в номер, — на ходу бросил я. — И вы приходите. Попозже. Понятыми будете.
Отыскав нужный номер, я, не обращая внимания на гуляющих по коридору постояльцев, приложил ухо к двери. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что я попал по назначению. В номере на полную громкость орал магнитофон, и сквозь песни Глюкозы доносились подбадривающие крики:
— Давай, девочка, станцуй для нас! Жми, Оленька, мы в экстазе!
— Везет кому-то с похмельем, — проворчал я и, отойдя на несколько шагов, с короткого разбега вышиб плечом дверь.
«Новый год удался» — так могли бы сказать постояльцы этого номера (если не принимать во внимание мой визит и последующие за ним нюансы). Симпатичное когда-то помещение было захламлено до полного разгрома. Пустые бутылки громоздились даже на стоящем посреди комнаты бильярдном столе. (Капланюк не соврал: номера здесь были оборудованы и впрямь несколько необычно для отеля. Впрочем, подобные отели были настолько специфическими, что удивляться, в общем-то, не приходилось.) На бильярдном столе танцевала полуголая блондинка, весьма симпатичная, несмотря на следы недельного загула, явственно проступавшие на ее мордашке. На огромной кровати раскинулся кряжистый детина в белом халате, с бутылкой шампанского в руках. При моем появлении он сел, недоуменно тараща заплывшие от пьянства глаза.
— Это еще что такое? — изумился он.
— Папанин? — коротко спросил я, косясь на даже не пытавшуюся прикрыть просвечивающую сквозь пеньюар грудь блондинку. На лице девицы не было и тени испуга, лишь детское любопытство и даже какая-то затаенная радость от предвкушения предстоящего шоу.
— Ну, — подтвердил мужчина, — и что?
— Милиция. Одевайтесь.
Зря я таращился на эту стриптизершу-любительницу. Облегчение от того, что ею оказалась не моя жена, едва не обошлось мне слишком дорого. С медвежьим ревом откуда-то сбоку на меня прыгнула двухметровая стокилограммовая туша. Предупреждал же Капланюк! Да и в номере я слышал ДВА мужских голоса… Ах, женщины, женщины, как же расслабляюще вы действуете на мужчин! Не из суеверия не берут вас на корабли и не из жалости на войну. Ну, о чем еще можно думать, когда вы рядом? Ваше ли это достоинство, или наш недостаток, но от мужской работы вас надо держать подальше…
Наверное, он и впрямь был неплохим бойцом, этот папанинский «фактотум», но многодневная гулянка все же притупила его реакцию, а бильярдный кий был слишком близко от меня, чтоб я не успел до него дотянуться… В армии нас первым делом обучали рукопашному бою с оружием. Каждый, служивший в спецчастях, помнит это примитивное, вбитое в нас навсегда на уровень подсознания упражнение: колющий удар «штыком» и мощнейший боковой удар «прикладом» снизу вверх в голову. В грохоте, с которым обрушилась на пол эта туша, не было моей заслуги: спасибо сержанту Коковцеву, парню из маленького сибирского городка, вбившему в меня это упражнение так, что и в конвульсиях, на смертном одре, я буду, наверное, выполнять именно его. А вот поднимающемуся мне навстречу с угрожающим видом и зажатой в руке бутылкой Папанину я врезал уже от души, по-простонародному: перехватив кий за острие и что было сил приложив толстый конец к уху порнодельца. Вышло неплохо. Кий, правда, переломился пополам, зато и бутылка из рук гада выпала на ковер. А мгновением позже ее накрыло рухнувшее следом тело. «Партия!» Не в том смысле, что партия мне приказала, а в том, что игра закончена. В мою пользу: два — один.
— Ух, ты! — донеслось со стола восхищенное. — Вот это мужик! Мне бы такого… Парень, ты не занят? У тебя жена есть?
— А ну, брысь домой… кошка драная! — не выдержал я столь долгого контроля над эмоциями.
Она послушно спрыгнула со стола, вмиг сгребла свою одежду и, не заставляя просить себя дважды, покинула номер, даже не затрудняясь столь долгой процедурой, как одевание. Правда, две веши она все же успела сделать уходя. Одарить меня таким взглядом, после которого сразу сбрасывают с постели покрывало, и бросить на бильярдный стол визитную карточку.
— С ума сойти, — вслух произнес я, когда дверь за ней наконец закрылась. — Оказывается, их много…
Зачем-то я смял визитку и бросил ее в угол. Взял со стола сотовый телефон кого-то из находящихся в прострации постояльцев и позвонил Григорьеву в отдел…
Я сидел на подоконнике в своей квартире и смотрел на идущий за окном дождь. Это уже не удивляло. Как и сообщения по радио о наступающем наводнении. Что здесь такого: наводнение в Новогоднюю ночь? Подумаешь…
Информацию Михаила Капланюка мы реализовали удачно: в офисе и на квартире Папанина были обнаружены кассеты с запрещенной видеопродукцией. А сам порноделец оказался не таким уж крепким орешком и начал колоться еще до приезда Григорьева и местных оперов, перечисляя точки сбыта и называя поставщиков. Его бугай — «фактотум» — оказался менее разговорчивым: в себя он так и не пришел до приезда «Скорой помощи». Врачи сказали, что жить будет, хотя за последствия ручаться не могут. Может, как надеялся Маугли, «через трещинку в голове войдет хоть немного ума», а может, так и останется идиотом, бросающимся на похмельных офицеров милиции. Кстати, Григорьев единственный, кто так и не понял, в каком состоянии я пребывал все это время. Решил, что секрет успешной операции как раз в том, что из всех участников событий я — единственный, кто находился в трезвом уме. Я не стал его разубеждать. Новый год прошел, и теперь я долго не возьму в рот этой гадости. До следующего Нового года. А может быть, если повезет, то и дольше. Может быть, в очередной раз, когда она вернется, все будет по-другому? Хотя вряд ли… Но все же я буду ее ждать. Смешно это или грустно, но так уж сложилось. Я не могу иначе. Она придет. Праздники кончились, и скоро она должна вернуться. К счастью, кошки — не люди, они всегда возвращаются…