Петербургский прозаик. Альманах №2
Шрифт:
«Пусть в жертву лучше принесут меня, Астродона. Уманга же займет мое место!»
4
Уманга наблюдал за тем, как его дева-охотница поглаживает перышки ручного соколенка, который безошибочно отыскал ее, прилетев сюда по первому зову. Ему хотелось, чтобы все было кончено побыстрее. Каюмба не плакала. Атланты взрослели рано. Если у последующих цивилизаций возраст девушки двенадцать лет был еще практически детским, у атлантов двенадцатилетняя считалась уже если не взрослой женщиной, то достаточно самостоятельной. А четырнадцатилетний охотник был – уже защитником, добытчиком и мог стать одним из вождей. Хотя для верховного вождя, пожалуй, рановато.
Рассвело. Хоть и оставалась в яме лиана, брошенная Каюмбой, они тихо ждали. Ночью из ямы звезды выглядели яркими, огромными. Ночью темнота не подавляла. Темнота в яме органично сливалась с темнотой южной ночи. Ночью темнота в яме не была чем-то самостоятельным, обладающим силой. Темнота в яме утром, темнота в яме днем тяготила, подавляла, господствовала.
Здесь трудно было просчитывать время. Вроде бы точка в его судьбе должна быть поставлена на рассвете, но вот уже давно наверху рассвело, а они все ждут…
Когда луч солнца коснулся его лица, он понял, что уже как минимум полдень. Только в полдень солнце, взошедшее в зенит, заглядывает так глубоко, до самого дна, что луч способен коснуться, напомнить о блистающем мире, оставшемся там, наверху. Наверное, они уснули в ожидании стражников. Явно уже за полдень.
Лиана продолжала висеть, но Уманга не смел подняться по ней. Если б он поднялся чисто из любопытства, он мог бы наткнуться на стражников в тот самый момент, когда они придут за ним. Стражники подумают, будто он пытался бежать. Он, Уманга, старший сын Великого Вождя, он, самый сильный, быстрый и ловкий среди молодых воинов, он, столько раз признававшийся своим племенем лучшим из лучших…
Этого не будет! Это не произойдет. Он останется здесь. И будет ждать.
Когда на небе вспыхнули первые звезды, сомнений не осталось: за ним не придут. Оба, и Каюмба, и Уманга, уже почти сутки не ели и не пили. Атланты могли не есть и не пить гораздо дольше, чем обитатели последующих цивилизаций. Цивилизаций, пришедших после их, атлантической. Но продолжать сидеть в яме стало бессмысленно: за ним не придут.
Каюмба выпустила сокола на разведку: нет ли опасности? И, прочитав «нет» по взмаху его крыльев, сказала:
– Я сейчас вернусь.
Взявшись за лиану, она выбралась наверх. Вскоре она вернулась. Она принесла кожаный мешок с водой и пару кукурузных лепешек. Мог это сделать и Уманга, но у них был диаметрально противоположный подход к жизни, мужской и женский: он мечтал красиво, героически погибнуть, она – просто жить.
5
Охотничий нож должен был с первого раза отсечь гибкий древесный хвост, но вместо этого стал непослушным. В какой-то момент Каюмбе показалось, что в предрассветной темноте она режет этим ножом свои руки. Боль разрывала ее изнутри, она не понимала, что делает:
– Прости, Уманга!
Она спешила: охранники, которых она накануне усыпила снотворными шариками, могли проснуться в любое время. Наверху Каюмба добавила им еще по шарику – пусть поспят.
Ее руки дрожали. Лиана изгибалась, крутилась, гнулась, но едва ли поддавалась острию. Одно неловкое движение – нож резко соскочил куда-то в сторону, поранив руку девушки. Что за нелепица! Она держала его лезвием к ладони! Кровь хлынула из раны ручьем. И тут… все то, что она так долго сдерживала в себе, вырвалось наружу. Она, рыдая, упала в траву. «Нет, я не скорблю по нему, нет!» Она подняла глаза к небу. «Я вернусь за ним. Успею. Уведу всех людей и вернусь. Добрых, злых, друзей и недругов. Всех. Никто не посмеет его тронуть!» Она знала, что он также смотрит в высокое небо, глядя на то, как серые облака равнодушно зевают на небосклоне.
Даже сейчас, когда он был в яме, а она высоко над ним, Каюмба чувствовала его близость, могла прочитать его мысли. «Если я не сделаю это, в лучшем случае он будет считать меня слабой, в худшем – предателем. Нет – в лучшем случае предателем…». Каюмба медленно поднялась и, оглядевшись, нашла нож. Ее пальцы сначала коснулись лезвия, определив острый край, и только потом, не спеша, обвили рукоятку. Потребовались все силы, все ее мужество, чтобы сделать этот летящий взмах ножом по лиане:
– Прости, Уманга!
Лиана взвизгнула, извиваясь и корчась, и упала длинной черной змеей в раскрытый рот ямы. Нехитрая добыча.
Каюмба сделала еще один взмах в другую сторону и разжала пальцы, откинув нож как можно дальше от себя:
– Прости…
И, словно падая на лету, помчалась прочь от этого места.
6
Похоже, ему дали четвертый день. Три дня ушли на то, чтобы окончательно убедиться в необходимости этой великой миссии, в великой цели ее.
Ему тоже нужно было время, чтобы прочувствовать уникальность, неповторимость своей судьбоносной роли. Да, в жертву должен быть принесен он, Уманга, и только он.
Четвертый день ему выпал на то, чтобы вдоволь насладиться своей великой миссией. В родном селении будет поставлено деревянное изваяние его, Уманги. Среди других деревянных богов. Невдалеке от Верховного Бога атлантов Астрагора. Его уподобят Евенору, нет, Посейдону, Зевсу!
Уманга будет принят. Он будет вхож. Ему, ставшему одним из богов или героев (в Атлантиде эти категории приравнивались друг к другу), будут подвластны судьбы грядущих поколений. Ему – герою-богу! Жертвы будут приносить ему! Каким же будет имя, которое ему дадут, как святому – Атлантис? Гадирон? Астроманга?
7
Ее нашли грязной, заплаканной, измазанной кровью. Каюмба не могла говорить. Сначала этому событию никто не придал значения. Много неясного происходило после того, как началась эта война. Атланты были в ужасе – посохи в руках железных воинов-пришельцев могли обратить в металл все живое, что встречалось им на пути. Воинствующие, смелые, лишенные страха атланты, мечтавшие покорить все земли срединного моря, испугались. В первый раз испугались чужеземцев. Кто-то считал, что черные воины – это просто люди, одетые в непробиваемые доспехи, кто-то принимал их за инопланетян, прилетевших с другой планеты. Так или иначе, их оружие обладало невиданной силой. Самые смелые, отважные воины-атланты, вставшие на защиту племени, уже ржавели в разных уголках Атлантиды. Они напоминали своим видом о том, что скоро, очень скоро все живое станет мертвым. Без кровопролитий, без сопротивления, без стонов.