Петербургский прозаик. Альманах №2
Шрифт:
Каюмбу нашли полностью обессиленной. Она не могла ответить ни на один вопрос. Этому никто не придал значения. Из-под спутавшихся волос потерянный взгляд Каюмбы казался отсутствующим, лишенным воли. Ее лицо было бледным, может быть, потому, что она потеряла много крови – на правой ладони у нее была глубокая рана, которую она прятала, зажимая в кулак. Ее отнесли домой.
Бабушка Маганда, причитая и охая, отмыла Каюмбу от грязи и крови… Потом сразу стала готовить редкое целебное снадобье, замешанное на амброзии, чудодейственном морском цветке и диковинных травах. Мудрая Маганда не только знала рецепты, которые могли вернуть слабым утраченные силы, не только заговаривала раны воинам, но и могла подарить вечную жизнь. О последнем нельзя было просить и кому-то рассказывать, но знали об этом почти все атланты.
Она отмыла ее от грязи и крови… Сначала этому никто не придал значения. Зато потом…
8
Когда-то боги по жребию разделили атлантическую землю на владения – одним больше, другим меньше, определив тем самым места для святилища и жертвоприношения.
Жертвы будут приносить ему, Астромангу. Он станет героем-богом… У него тоже будет свое владение, свое святилище. Самые прекрасные девушки Атлантиды будут почитать его, приносить к его ногам дары. Его именем могут назвать город или новую звезду…
В темноте Уманга наткнулся на обрезанную Каюмбой лиану. Как все-таки женщины мелки! Как объяснить ей Великое Предназначение? Ей бы только лепешки печь, с детишками играть да юбки перешивать из добытых им, Умангой, звериных шкурок. Мелко она мыслит. Вот почему среди изваяний богов-героев нет ни одного женского!
И все же тревожно было за Каюмбу. Здесь, в яме, отбросив суетные мысли, Уманга стал слышать что-то еще, что-то уху недоступное.
9
Это могло произойти с любым. Но произошло это с ним, с Дамиром. Его выбрали среди слабых, среди обиженных, среди обделенных. Младший сын Астродона Дамир давно уступил первенство брату. Он перестал состязаться с ним, участвовать в соревнованиях. Какой смысл идти рядом с Лучшим? Слыть Худшим? Пусть Никакой, но не Худший!
Его выбрали пришельцы. Нет, они не разговаривали с ним. Без знания языка, не имея доступа в крепость, это было им не под силу.
Но под силу им было другое – сны Дамира. Сны, в которых он видел себя Великим Вождем. Они вошли в это царство ночи, они стали управлять им, манипулировать.
Внушалось Дамиру одно только слово: «Убей».
10
В племени практиковалось Посвящение. Воин вырывал себе могилу, ложился в нее, на сутки его закапывали, оставляя только трубку, выведенную наверх, для дыхания.
Воин отдавал земле свое прошлое, забывал ненужное. В будущее брал лишь то, что сам хотел взять.
Хоть и прошел Уманга Посвящение два года назад, когда ему исполнилось двенадцать, но здесь, в яме, в подземных тисках, с ясностью, со свежестью всплыли испытанные тогда ощущения. Именно тогда он пришел к мысли о Великом Предназначении. Отбросив в мыслях все мелкое, ничтожное, временное.
Но сегодня, просидев в могиле-яме почти четверо суток, он отдавал земле священные для него мысли о Великом Предназначении. Он не хотел их отдавать, эти мысли уходили сами, вытесняемые другой мыслью, всецело поглощавшей его: тревогой за Каюмбу.
Как назло к нему снова и снова прилетал ее соколенок. Точнее не к нему – к яме. Кружил, улетал. Почему?
11
– Ты обвиняешься в убийстве, но прежде – в предательстве!
Каюмба не сразу поняла, где она находится и что происходит. Ее руки и ноги были связаны. На глазах всего племени младший сын Великого вождя Дамир обвинял ее в преступлении, за которое без суда и следствия по законам Атлантиды полагалась смертная казнь. Все, что происходило, больше напоминало какую-то жестокую расправу. Но почему с ней? Причем здесь она – Каюмба?
– Что ты можешь сказать в свою защиту?
Каюмба словно очнулась:
– В чем меня обвиняют?
– Убит Великий Вождь. И убит твоим ножом.
– Не может быть…
Неизвестно, что больше поразило ее – смерть Великого вождя, отца ее лучшего друга, или обвинение в убийстве. Ее лицо исказилось от боли. У нее перехватило дыхание. Первое, что она смогла произнести, справившись со своими чувствами, было:
– Я не убивала его.
– Что ты можешь сказать в свою защиту? Где ты была вчера утром?
Каюмба молчала. Сжав губы, приподняв подбородок. Она не могла выдать Умангу, не смела произнести его имени.
– Отмалчиваться нет смысла. У нас есть доказательства. Будешь ты молчать или говорить, так или иначе мы выведем тебя на чистую воду.
Каюмба молчала. Дамиру не нравилось ее упорство:
– Великий Вождь был убит твоим ножом. Снотворное для охранников дело рук кого? А? На месте преступления – следы маленькой ноги, такой, как твоя. Сличить их не составит никакого труда. Более того, тебя видели испачканной в крови. Ты знаешь, что любая, даже косвенная причастность к такому преступлению карается смертной казнью.
– Я не виновна! Я… Я не знаю, что я тут делаю. Не знаю, что вы тут делаете. Опомнитесь. Разве я похожа на убийцу? Уманга – мой лучший друг, я не могла убить отца моего лучшего друга!
– Твоего друга по воле Вождя хотели принести в жертву. Ты решила отомстить.
– Зачем мне было оставлять нож?
Лицо Дамира исказилось в какой-то юродивой гримасе:
– Вот-вот – зачем тебе было оставлять нож? Довольно! – он принял неприступный вид. – Повторяю, любая, даже косвенная причастность к такому преступлению карается смертной казнью. За тобой последнее слово.
Каюмба огляделась вокруг, словно желая найти спасение в лицах людей. Но в их глазах она прочитала лишь скупой упрек. Тогда она подняла свой взгляд выше. Она хотела видеть свой дом, Атлантиду. Любовь этой земли была нужна ей сейчас. Ее взгляд остановился на дворце.
Он возвышался там, где раньше было обиталище бога и предков. Каждое поколение украшало его, силясь превзойти предшествующее, пока, в конце концов, не было создано поразительное по величине и красоте сооружение. От моря тянулся канал, широкий и длинный, вплоть до крайнего из водных колец, окружавших, словно по циркулю, это строение. В самом центре дворца виднелся храм, обнесенный золотой стеной. Он был богато украшен золотом, серебром, слоновой костью. Здесь Каюмба когда-то впервые увидела золотое изваяние Бога на колеснице, правящего шестью крылатыми конями. Вокруг него – сто нереид на дельфинах…