Петербургский рубеж
Шрифт:
— Хорошо, Мишкин, я попробую, — Ольга отвернулась к стене. — А сейчас уйди, я буду плакать.
5 МАРТА (20 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА, 08:00.
ВОСТОЧНО-КИТАЙСКОЕ МОРЕ.
СКР «СМЕТЛИВЫЙ».
Великий князь Михаил Александрович.
По старинному русскому обычаю, сегодня мы оделись во всё чистое. Чужие царапающие слова — контртеррористическая операция. Сухое клацанье вычищенного и почти в полном молчании собираемого перед боем оружия. Я живу вместе с этими людьми всего неделю, а кажется, что целую вечность.
Каждый
— Вы, Михаил, радуйтесь, что всё болит. Это значит, что вы живы и ваша сила увеличивается. В нашем деле, когда ничего не болит, это означает, что ты уже умер. Сила приходит только через боль.
Сейчас боли уже почти нет, но всё равно тяжело.
Мой полк, хоть и называется лейб-гвардии Кирасирским, но кирасы у нас скорее парадные, в современном бою — лишь обуза. Не придумано еще такой кирасы, чтобы защищала от винтовочной пули. Ну а пулеметы — это вообще кошмар. Так вот сейчас на меня надели армейскую кирасу из будущего, именуемую бронежилетом. Винтовочную пулю в упор она, конечно, не удержит, а вот шрапнель, осколки и револьверные пули — запросто. Теперь я понял, почему они столько времени отдают тренировкам. Ведь тяжело же, господи, в таком даже верхом воевать, а тут на своих двоих. Но я держусь, сказываются уроки пап а . Ему, кстати, всё это понравилось бы, эдакому медведю, и, надев подобную тяжесть на бедных солдатиков, он заставил бы их маршировать, бегать и прыгать. Хотя года через два-три… Батюшка был умный, не то что Ники, недаром его прозвали Миротворцем. Впрочем, пап а умел и когда надо кулаком по столу стукнуть.
Как-то раз на большом обеде в Зимнем дворце сидевший напротив него посол Австро-Венгрии начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Пап а делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность того, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, батюшка взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата: «Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами», — спокойно сказал пап а .
Что бы он сделал, узнав, что грозит Российской империи в XX веке? Не знаю. Но вполне возможно, что создал бы самую лучшую в мире армию и принес бы в Европу мир, вечный мир. Под скипетром русского царя европейцев навсегда перестали бы мучить их мелкие склоки и вытекающие из этого войны. Но пап а с нами нет, и приходится жить своим умом.
А самая лучшая в мире армия нам нужна хотя бы потому, что сегодняшняя дружба с Германией совсем не гарантирует нам отсутствия их будущего Drang nach Osten. Если сейчас Ники позволит немцам разгромить и поглотить Францию, то следующее поколение немцев будет смотреть уже в нашу сторону. Надо будет, чтобы их страх перед нами оказался больше их жадности.
Всю эту неделю в свободное от занятий время я смотрел кино про Вторую Отечественную войну, которую наши потомки называют Великой. Я старался впитать в себя ощущения той победоносной армии, что смогла разбить и уничтожить самую мощную в мире германскую военную машину. Теперь я знаю, какой должна быть новая русская армия, не только в отношении техники и оружия. Самое главное — это то, какие в ней будут солдаты и офицеры.
Почему-то всё это лезет в голову именно перед делом? Наверное, потому, что даже великий князь в бою не застрахован от шальной пули в голову. Именно так при местечке Йован-Чифтлик погиб мой двоюродный дядя Сергей Лейхтенбергский. Турецкая пуля в голову — и наповал! Было же ему тогда лишь чуть больше лет, чем мне сейчас. И был он такой же, как и я, старый холостяк, без жены и без детей.
Сегодня утром Ольге стало значительно лучше, и ее попутным вертолетом отправили на плавучий госпиталь «Енисей». Попутный вертолет случился в связи с новыми разведданными. Адмирал Ларионов решил усилить нашу команду еще одним отделением бойцов. Я сразу их узнал, с самого первого взгляда. Солдаты, превосходящие даже морскую пехоту, — «летучие мыши». Именно их сослуживцы охраняли миссию полковника Антоновой и капитана Тамбовцева. Вместе с ними прибыл их командир, полковник Бережной. Как мне тут же объяснил Сергей, это значит, что наше дело серьезней некуда.
Быстро поздоровавшись со всеми, полковник собрал в кают-компании миниатюрный военный совет. На всю жизнь я запомнил эти, вроде неторопливые, но такие целеустремленные и отлаженные действия.
— Товарищи, — полковник Бережной начал совет любимым словечком потомков, — и некоторые имеющиеся среди нас пока еще господа. Вот, — он выложил на стол несколько фотографий, — господа британцы репетируют.
Вот их шхуна на ровном киле, шлюпки подняты. А вот тут показаны все признаки крушения, корабль сильно накренился, половина шлюпок спущены на воду, а вот через два часа — обратно всё в порядке. Не говоря уже о том, как такое возможно, становится понятным, как они планируют проникнуть на борт. Противник будет маскироваться под потерпевших крушение.
— Согласно международным морским законам, мы обязаны принять на борт хотя бы часть терпящих бедствие, — капитан 2-го ранга Гостев пригляделся к фотографиям, — английский крейсер, наверное, тоже будет заниматься «спасением пострадавших», и под этим предлогом подойдет к нам на минимально возможное расстояние… А что касается искусственно создаваемого крена, то это возможно, если они смастерили установку, способную перемещать массивный балласт к борту и обратно.
— Понятно, — сказал полковник Бережной. — Мне кажется, что ударным отрядом противника будут те люди, которые первыми подойдут к вам на шлюпках. Именно им будет поручено уничтожить палубную команду и захватить центр управления, оружейку и машинное отделение. При данном уровне развития стрелкового оружия, в качестве орудия нападения, годного для скрытого ношения, враг может использовать только револьверы и автоматические пистолеты. В шлюпках второй волны атакующих и на борту крейсера скорее всего будут винтовки, и не исключены ручные пулеметы Мадсена.
— Кроме того, если крейсер действительно «Тэлбот», то на нем имеются пять шестидюймовых, шесть стодвадцатимиллиметровых, восемь трехдюймовых и шесть сорокасемимиллиметровых орудий, — заметил командир «Сметливого», — близкое соседство с ним будет весьма неприятным. Даже если британские комендоры совсем косорукие, то они с одного-двух кабельтовых уж всяко сумеют залепить в нас пару снарядов. К несчастью, в вооружении крейсеров этой серии возможна установка сразу трех штатных пулеметов «максим» на боевых формарсах. На «Тэлботе» вроде их не было, но если крейсер специально готовили к этой миссии, то могли догадаться об их необходимости и поставить.
— Понял вас, — полковник посмотрел на поручика Никитина, — товарищ старший лейтенант, выделите одного снайпера, пусть глаз не спускает с этого боевого формарса. По счастью, на этом крейсере он всего один. Кстати, Алексей Викторович, а зачем в обычном бою кораблям пулеметы?
Капитан 2-го ранга вздохнул.
— Ну если умные головы во всех военно-морских штабах чуть ли не до начала Первой мировой предполагали, что паровые броненосцы и крейсера будут таранить друг друга подобно древнегреческим триремам, то пулеметы, наверное, предназначались для уничтожения палубных команд противника при сближении перед тараном. О таранах забыли уже после того, как ни в Русско-японскую, ни в Первую мировую так и не было ни одного тарана, но и торпедной атаки одного крупного корабля другим одного с ним класса. Хотя торпедные аппараты на легкие крейсера лепили исправно еще довольно долгое время…