Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
– Так точно.
После того, как Голдыша увели, начальник сыскной полиции поворотил лицо к Ивану Егоровичу:
– Побольше доверяйте голове, а не словам закоренелых преступников. Разрешите откланяться.
Глава тринадцатая. На Сергиевской улице
Николай Алексеевич Ребров, дядя убиенного Сергея Мякотина, столицу навещал не так часто, дел хватало в Херсонской губернии, каждая десятина земли посчитана, каждая животина в хозяйстве, будь то крова, бык или овца, заклеймена, но денег
С утра на Сергиевскую улицу направился штабс—капитан Орлов, не ожидая от посещения особенного результата. Что могли знать о Мякотина там? Ну, жил он изредка на квартире и что? Очередной тупик.
Пришлось взять извозчика, чтобы побыстрее закончить с полученным заданием. Василий Михайлович и не заметил, как миновали Фонтанку, Пантелеймоновский мост, монументальный особняк Нарышкиных, штаб Артиллерийского ведомства. Штабс—капитан не был слишком верующим, но у собора Преподобного Сергия Радонежского осенил себя крестным знамением и попросил помощи в быстрейшем выполнении поручения Путилина.
Остановились напротив пожарной команды Литейной части.
– Ваше Благородие, приехали. – обернулся бородатый возница.
Орлов кивнул головой, сунул в подставленную руку полтину серебром и спустился по ступени на тротуар. Дом в четыре этажа, высокие окна по фасаду прямоугольные на втором и третьем, на последнем этаже полукруглой верхней частью, выделялись новизной, видимо, недавно надстроен. Хозяин не пожалел денег, зато сейчас имеет возможность дополнительно сдавать в наем квартиры.
Напротив штабс—капитана находилась арка во двор, слева дубовая резная дверь с навесом над ней, поддерживаемый двумя литыми чугунными столбами с какими—то завитушками.
Василий Михайлович начинал опросы с дворников, которые по службе знали не только жильцов, их характеры и пристрастия, но и в большинстве случаев и приходящих к ним гостей, о подозрительных личностях докладывали околоточным.
Штабс—капитан вошёл в парадную дверь, обычно дворницкая располагалась под лестницей, но иногда хозяин пристраивал к дому небольшое помещение, в котором отводил место дворнику, но не забывая о дровянике. Зимы в столице иной раз выдавались суровыми, и снега выпадало столько, что целыми днями вывозили снег в строго отведённые места. Штраф налагался за своевольство большой.
Дворник, коренастый мужчина с бородой, перевитой седыми прожилками, выходил из комнаты под лестницей, держа в левой руке метлу с новым недавно оструганным черенком.
– Здравия желаю, – произнёс дворник, увидев незнакомца, и намётанным взглядом определил – военный, не иначе из жандармских, – чем могу служить?
– Любезный, не могли бы мы поговорить, – и штабс—капитан кивнул на закрытую дверь.
– Отчего же? Можем, но позвольте полюбопытствовать…
Орлов взял под локоть дворника и подтолкнул к двери.
– Понял, – почти шёпотом сказал хозяин метлы.
Небольшая дворницкая, с низким потолком, часть которого полого уходила вверх. В углу заправленная цветастым одеялом узкая койка, стол, на котором стояла масляная лампа, которую зажёг дворник, вместо табуретки скамейка и сундук под пологим потолком.
Дворник молчал, только отставил в сторону метлу.
– Как тебя, любезный, величать?
– Фёдор, – ответил и умолк.
– А меня штабс—капитан Орлов, видимо, ты уже догадался, откуда я?
– Так точно, – дворник вытянулся, словно на параде, демонстрируя военную выправку, хотел что—то добавить, но промолчал.
– Я много времени не отниму, – Василий Михайлович присел на скамью, – ты садись, – улыбнулся он, – ты ж тут хозяин.
Фёдор опустился на кровать, приготовившись в любую минуту вскочить.
– Так вот, я – агент сыскной полиции, – штабс—капитан показал дворнику жетон, – и меня очень интересует один из жильцов дома. – Фёдор, часто моргая, кивнул головой, в горле пересохло. – Ты же всех знаешь?
– Так точно, Вашбродь.
– Тогда понимаешь, что за стены твоей дворницкой ничего не должно выйти.
– Так точно, но господин…
– Даже господину Ромолову.
– Вестимо, – и Фёдор опять сглотнул, вытерев рукавом губы.
– На каком этаже квартира Николая Алексеевича Реброва?
– Он третий этаж полностью занимает.
– Богат?
– Так точно, но тут редко бывает, – дворник положил руки на колени, и сложилось впечатление, что они живут отдельно от Фёдора.
– Насколько редко?
– Раза два в год, а иной раз и по нескольку лет не бывает.
– Зачем ему тогда квартира?
– Не могу знать, – пожал плечами дворник, – хотя может, – и замолчал.
– Говори.
– Их сестрица Мария Алексеевна и её сыночек Сергей чаще тут бывают, может для них квартира, хотя живут они в Кронштадте.
– Что можешь о них сказать?
– О Николае Алексеевиче?
– Обо всех.
– Господин Ребров – настоящий барин. Когда приезжает, то покупает все самое лучшее, денег не жалеет, но как иные господа себя не ведёт.
– Это как?
– Актрисок к себе не возил, как…
– Про других не надо, – перебил дворника штабс—капитан.
– Спокойный, добрый, когда под праздник приезжал, так всегда синенькой одаривал.
– Плохого про господина Реброва сказать ничего не могу.
– Понятно, – Василий Михайлович смотрел в глаза дворнику, – а Мария Алексеевна?
– Госпожа Мякотина, – понизил голос Фёдор, словно кто—то чужой мог подслушать его слова, – Вашбродь, приезжала на квартиру для встреч с полюбовником, – произнёс и умолк в ожидании дальнейших расспросов, но Орлов молчал и под его пронзительным взглядом дворник поёжился и продолжил, – с господином Касьянов.