Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
Глава двадцать вторая. В кабинете
Очередной апрельский день, Иван Дмитриевич сидел за столом, в спину начальника сыскного отделения устремил немигающий взгляд карих глаз Государь, стоящий в военном мундире, словно собрался принимать парад. Едва минуло пять часов пополудни – большая стрелка чуть—чуть качнулась вправо, казалось, вместе с Жуковым в кабинет ворвался поток свежего весеннего воздуха.
Напротив Путилина сидел штабс—капитан, повернувший голову в сторону двери, по взгляду Василия Михайловича Миша понял, что Орлов знает о данном Иваном Дмитриевичем задании своему помощнику. Чиновник по поручениям кивнул головой Жукову и отвернулся.
– Проходи, Михал Силантич, не стой, как сирота в гостях, – произнёс бесцветным голосом Иван Дмитриевич, добавил, – и садись, в ногах правды нет.
Жуков сел на свободный стул, стоящий напротив штабс—капитана.
Повисло неловкое молчание, словно Миша прервал конфиденциальный разговор своим невольным вмешательством.
– Н—да, господа, – Путилин барабанил пальцами по столу, – расследование в тупике, топчемся на месте, впереди никакого просвета не вижу. Ходим по кругу, знаем только троих на станции да юношу в пальто. И то, их найти не можем. Чем все—таки порадуете, господа сыскные агенты?
Миша было открыл рот, но так и не произнёс ни слова. Путилин пребывал в отвратительном настроении, и возражать не имело никакого смысла, видимо, ко всему прочему Иван Дмитриевич был вызван к градоначальнику и там, наверняка, Фёдор Фёдорович выразил неудовольствие тем, что в столице режут головы юнцам, почти что перед самым дворцом Великого Князя, а сыскное отделение до сих пор не соизволило пошевелиться, чтобы найти кровавого злодея. Не начнёшь же в самом деле возражать Его Превосходительству о том, что принимаются все надлежащие меры и брошены все агенты сыскного отделения для розыска убийцы. Вот и пребывает Путилин в крайне раздражённом состоянии, что бывает крайне редко. Иван Дмитриевич всегда держит себя в руках, но иной, крайне редкий раз, достаётся от начальника сыскного отделения, но признать правду, исключительно за дело.
Штабс—капитан кашлянул, прикрыв рот ладонью.
– Иван Дмитрич, – Василий Михайлович смотрел на начальника открытым взглядом, в котором не было ни заискивающих ноток, ни откровенного вызова, – пока считать, что мы зашли в тупик рано, есть ещё сын статского советника Нартова Иван, мне хочется, чтобы на него взглянул кассир со станции Стрельна и я не выяснил, где этот самый Иван был в день убийства, по крайней мере, в гимназии его не было.
– А ты, чем порадуешь? – Путилин, не отрывая взора от бумаг, лежащих на столе, обратился к Жукову.
– Я? – Хотя Миша и был готов к начальственному вопросу, но как—то растерялся, в горле вмиг пересохло и сдавило горло, словно это он, помощник начальника сыскной полиции, губернский секретарь Жуков повинен в том, что преступник ходит по земле, смеётся, дышит воздухом и кого—то, может быть, обнимает руками, обагрёнными человеческой кровью. – Мне похвастать нечем…
– Похвастать, – вспылил Путилин, резко поднявшись с кресла, – похвастать, – зло повторил Иван Дмитрич, —посмотрите, Михал Силантич пришёл в сыскную полицию ради хвастовства. Какой герой! Поведай—ка нам, сирым, сколько преступников на твоём счёту или, нет, я не прав, сыскное только и держится на успехах губернского секретаря Жукова…
– Позвольте, – попытался вставить Миша.
– Нет, – Иван Дмитриевич махнул рукой, – не позволю, – и ударил ладонью по столешнице, – не позволю, толчемся слепыми щенками на одном месте. А он видите ли, похвастать нечем, – передразнил помощника Путилин и тут же откинулся на спинку кресла, провёл рукой по лицу, – н—да, – и с горечью в голосе добавил, – так хорошо начинался день, солнце, голубое небо, весна, – повернул голову в сторону окна и совсем другим тоном, в котором слышалась усталость, сказал, – так что там у тебя, Миша.
– Юноша в темном пальто, – Миша смотрел на Путилина, стараясь не пересекаться взглядами со штабс—капитаном, – словно шапку—невидимку надел, многие видели, но ничего толком показать не могут. Их с Мякотиным ожидала пролётка, но найти её нет никакой возможности. Извозчики говорят, что возница был не из их числа.
– Значит, никакого просвета ты не видишь?
– Отчего же? – Жуков взял себя, в руки и даже на лице появилось спокойное выражение, словно минуту назад не было обидных слов Ивана Дмитриевича. – Если Сергея ждал молодой человек, значит, он из числа знакомых. Признаюсь честно, что пока не придумал, где разыскивать юношу, ведь госпожа Мякотина сказала, что не знает друзей сына, да и брат убиенного тоже ничего не смог добавить.
– От того я и говорю, что нет никаких ниточек?
– Не думаю, что Мякотин был настолько скрытен и утаивал от всех приятелей, кто—то что—то слышал и мог знать.
– Конечно, возможно все, но я все—таки не вижу, шагов которые стоит предпринять, – Иван Дмитриевич успокоился и теперь хотел услышать от Миши, что тот предлагает для дальнейших шагов розыска.
– Мне кажется, – медленно произносил Жуков, пытаясь между словами обдумать предложение, – Иван Нартов и соученики по классу в гимназии должны что—то знать.
– Что даёт тебе так думать?
– Юношеское хвастовство.
– Зыбко, – сказал Путилин, но тут же добавил, – хотя не исключён такой вариант. Как вы думаете, Василий Михайлович?
– Про хвастовство, верно, однако, – штабс—капитан смотрел на помощника Путилина, – сомнительно, мне кажется, что замкнутый молодой человек не склонен к бахвальству, ему достаточно того, что он, именно, он, имеет тайну, которая его греет. Но если Миша хочет, – Орлов пожал плечами, – не стоит этому препятствовать.
– Хочет, не хочет, – пробурчал Иван Дмитриевич, но теперь в голосе слышалось не раздражение, а только едва заметное недовольство, – мы в сыскном отделении и не гадаем, как барышни на святках.
– Я постараюсь, – Жуков сидел красный, как рак, ощущая себя ребенком, уличённым в поедании сладостей, закрытых, к тому же, на замок.
– Да, уж ты будь любезен, постарайся, не урони чести сыскного агента, – начальник сыскного отделения барабанил пальцами по столу.
– Иван Дмитриевич, – штабс—капитан делал вид, что не замечает колкостей, направленных на Жукова, – доктор Воскресенский, если я не ошибаюсь, присутствовавший на месте преступления, когда мы приехали, предоставил отчёт?