Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– Действительно здесь кто—то стоял, – указал пальцем на два маленьких бурых пятнышка, – и с оружия убийства, с полной уверенностью могу сказать, что это было орудие сапожника – шило, скатились капельки крови.
– Но в квартире никого не было, кроме известных нам лиц?
– Это и насторожило меня, – Путилин поднялся с колен
– Не был же этот кто—то в шапке– невидимке? – огорченно спросил пристав.
– Вот именно, что был.
– Но мы не в сказке, наконец.
– Нет, мы не в сказке, – задумчиво произнёс Иван Дмитриевич, – но убийца был своим, на кого не обращают внимания и поэтому
– Но нам все свидетели назвали присутствующих в квартире?
– Всех да одного забыли. Мы не спрашивали о присутствующих кухарку.
– Опрос по новому кругу?
– Можете считать таковым. Сегодня воскресенье и я думаю, могу назвать неизвестного и даже причину убийства.
– Сима, скажи, кто сегодня был в квартире?
– С утра привозили продукты…
– Нет, во время, когда был убит господин Рыжов?
– Как и каждый день: немка, Долбня, Мария Степановна, Алексей Иванович, Катька, да еще и Катькин Степан. Его я кормлю на кухне по воскресеньям.
«Так и должно было быть, во – первых сапожник и во – вторых его инструмент шило, – подтверждение искомому только усилило догадку Путилина, – вот все и стало на свои места».
Пристав от неожиданности аж присвистнул.
– Так просто?
– Да, господин пристав, так просто.
– Если б не Вы, я считал Шляхтина истинным убийцей.
– Не лукавьте, Вы бы рано или поздно докопались до истины. Мой помощник сообщил, что после убийства квартиру никто не покидал, за этим следил дворник. Степан скорее всего прячется в комнате Екатерины.
– Но каковы мотивы?
– Вы знаете, что чувство ревности присуще не только высшему свету, но и остальным смертным.
– Но…
– Господин пристав, я думаю, наш убитый сластолюбец не пропускал мимо ни одной красивой женщины, а Вы заметили, что Екатерина не лишена обаяния. Степан, наверное, что—то заметил и сегодня захотел поговорить с господином Рыжовым, но нежданный визит Порфирия помешал разговору. Степан стал свидетелем размолвки и услышал много неприятного о пристрастии Алексея Ивановича к женщинам. Наш господин Шляхтин действительно стрелял дважды, так что гильзу можете не искать. Ввели в заблуждение патроны, бывшие в его кармане россыпью. Вскипел наш Отелло и по бегству Порфирия, вонзил шило, которое носил с собою, господину Рыжову в лицо, попал по случайности в глаз. Рана так похожа на пулевое отверстие. Потом стоял за шторою и, когда представился случай, проскользнул в комнату жены. Вот и вся история, в сущности, простое дело.
Неудавшееся покушение. 1874 год
8 января, вторник, обычный день. С утра большими хлопьями повалил снег, казалось, зарядил до вечера, темные до черноты, нависшие нал городом, тучи ничего не предвещали, но нет, к полудню снег стал мельче и редкими снежинками кружился на улицах, а к часу вообще прекратил падение. Дворники и их хозяева вздохнули с облегчением, значит, не надо нанимать телег и вывозить за город груды свежего пушистого снега.
Иван Дмитриевич Путилин, начальник столичного сыскного отделения, стоял у окна, заложив руки за спину, суетливые дворники скребли лопатами по тротуару, издавая при этом
Путилин смотрел, как взопревшие в расстегнутых полушубках работают дворники, поглядывая изредка на окна градоначальничьего дома, вдруг он наблюдает? Вытрут со лба пот и снова за лопату, потом закинут на телегу, утрамбуют и снова бросают, едва не цепляя многочисленных прохожих.
Иван Дмитриевич не слышал, как в кабинет вошел помощник Миша Жуков, двадцатитрехлетний красавец. С правильными чертами лица и ямочкой на подбородке, подчеркивающей его обаятельную улыбку. Но сейчас лицо выражало озабоченность и сосредоточенность, словно произошло такое, о котором и говорить не хочется.
Путилин смотрел на Жукова, не произнося ни слова. Зная, что тот сам доложит о случившейся в городе неприятности.
– Иван Дмитрич, – Миша смотрел куда—то в сторону, – на Стремянной происшествие.
– Какого свойства?
– Я не понял от посыльного, путано говорит, но то ли убийство. То ли попытка совершения оного.
– Похвально, Миша, – усмехнулся Путилин. – Ты обязан знать все, может, там и нет ничего серьезного, только зря время потеряем.
– Нет, Иван Дмитрич, пристав Тимофеев, как вы знаете, такими вещами не шутит.
– Ну, ежели он, то поехали, в самом деле, он не привык попусту вызывать нас.
Стремянная небольшая улочка, идущая параллельно Невскому проспекту от Владимирского до Николаевского, недавно переименованного в честь почившего почти двадцать лет тому императора Николая. Застроена почти вся деревянными домами и то, в который направлялся начальник сыскной полиции, ничем не выделялся от окружающих, только может новой краской на металлической крыше и не деревянными столбами, подпирающими навес над входом, а вычурными коваными.
Иван Дмитриевич отпустил извозчика на Владимирском, решил пройтись к нужному дому пешком. После кабинета хотелось подышать свежим морозным воздухом, не так часто удавалось это сделать.
Дом оказался угловым и считался, стоящим и на Стремянной улице, и в Поварском переулке.
Перед крыльцом прохаживался полицейский, то и дело подносящий ко рту руки, хотя после снегопада было не слишком холодно.
– Здравия желаю, господин Путилин, – вытянулся полицейский.
Иван Дмитриевич кивнул и спросил:
– Василий Евсеевич в доме?
– Так точно, господин пристав находится на месте происшествия. – Громко доложил страж порядка.
Начальник сыскной полиции поморщился от громкого голоса, словно от зубной боли, и. помахивая тростью, начал подниматься по посыпанным песком ступеням, за ним следовал Жуков, отряхивая пальто. На него с крыши свалился снег. Именно на него, а не на кого другого. Он тихонько выругался.
– Что ты там шепчешь? – Не оборачиваясь, спросил Путилин.
– Ничего, – прошипел с досады Миша, – это я на себя.