Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– Господина Рыжова? – спросил Иван Дмитриевич.
– Да, я попросил его помочь приобрести пистолет, и с тех пор при мне всегда находилось оружие.
– Вы ссорились с сестрою или ее мужем? – переходил Путилин к главным вопросам.
– К моему сожалению, исключительно в последнее время.
– С чем связаны ваши размолвки.
Порфирий замолчал, облизнув обсохшие губы.
– В доме сестры проживала в качестве воспитанницы девица Дмитриева, которая была ей поручена своими родителями. Она стала причиной ссоры.
– В чем она заключалась? – прозвучал незамедлительно вопрос Путилина. – Простите,
– Мы состояли в любовной связи, – молодой человек сжал кулаки и добавил безразличным голосом, отведя глаза в сторону, – три месяца.
– Не могли бы вы пояснить подробнее?
– Как это не прискорбно вспоминать, – потер рукою переносицу, – но недели две назад Дмитриева попросила паспорт у Марии Степановны с намерением уехать к родному брату в Гродно. Между ними возникла ссора, сестра не намеревалась отпускать воспитанницу, порученную ей. Она была за нее в ответе и могла выдать паспорт только с разрешения родителей, но Елизавета, госпожа Дмитриева, не захотела ждать ответа и в приступе раздражения призналась в нашей связи. Вы же понимаете, какова была реакция сестры. Девица, порученная ей, соблазнена братом воспитательницы. Это скандал. Тем более, что женщины по – разному понимают общепринятую мораль. После этого происшествия Лиза переехала ко мне.
– Извините, а сколько лет госпоже Дмитриевой?
– Почти семнадцать.
– Продолжайте.
– В тот же день между мной и сестрой произошло объяснение, при котором присутствовал и Алексей Иванович. Это было неприятно, на повышенных тонах мне пытались внушить, чтобы я сочетался узами брака с Лизой, но, господа, – с негодованием произнёс Шляхтин, – в мои планы такой поворот дела не входил. Я слишком молод для брака, мне только двадцать лет. После обидных слов я перестал у них бывать, мне стали неприятны их постоянные оскорбления.
– Сестра настаивала на женитьбе или…
– Нет, нет, – молодой человек замахал руками, – господин Рыжов хоть и был подвластен желаниям моей сестры, но сам был не прочь завести роман на стороне, именно поэтому он и разъезжал часто по командировкам. Он служил в юридической комиссии Царства Польского. Вы понимаете, что ему довольно часто приходилось посещать Варшаву, там он отдавался своему разнузданному пороку, – было любопытно слушать из уст молодого соблазнителя осуждения в сторону мужа сестры, – он не смел поднять голоса, только во всем соглашался с Марией.
– Почему же госпожа Дмитриева переехала к вам?
– Мы, наверное, были охвачены поглощающей страстью, которая не прошла, но это было обоюдное желание.
– Я понимаю, – Путилин барабанил пальцами по столу.
– Завтра я должен ехать домой в Екатеринослав и перед отъездом пообещал сестре, что зайду за письмами к батюшке, но мне не хотелось получать очередную порцию нравоучений, поэтому вчера я послал ей письмо.
– Что вы писали в нем?
– Сейчас я понимаю, что недопустимо так грубо высказываться, но я был раздражен и… Я написал, что не имею никакого желания прощаться, тем более везти батюшке ее пасквили, что не хочу больше их знать.
– Вы сами чувствуете вину за содеянное?
– Ни в коей мере, – откинулся на спинку стула, только покраснели скулы от напряжения, – мы живем, Слава Богу, не в восемнадцатом
– Извините, господин Шляхтин, – Иван Дмитриевич поднялся на ноги и прошелся по комнате, разминая их от долгого сидения, – но с такими мыслями можно дойти и до оправдания любого преступления.
– Господин э—э…
– Путилин, – напомнил пристав.
– Господин Путилин, я не покушаюсь на законы, но мужчина вправе выбирать для себя, – резким тоном произнёс молодой человек.
– Хорошо, нам необходимо проехать на квартиру, где произошло несчастье, – Иван Дмитриевич пошел к выходу, ему стал неприятен этот холенный самовлюбленный человек, ставший волею случая, нет, пронеслось в голове у начальника сыска, не случая, а закономерным путём, убийцей.
У входной двери в квартиру, располагавшуюся на втором этаже, стоял полицейский, который вытянулся при виде стольких важных персон, что хорошо поставленным голосом доложил об отсутствии происшествий.
– Так зачем мы сюда явились? – удивленно произнёс Путилин, обращаясь к приставу, тот только молнией сверкнул в сторону подчиненного и скрежетнул зубами, переживая конфуз полицейского.
В столовую, где в кресле у стены подле темной шторы сидел убитый, никого не пускали. Ждали товарища прокурора, сам же прокурор был в отъезде.
Стол, накрытый белоснежной накрахмаленной скатертью, пятном выделялся в свете танцующих горящих свечей.
– Вся ссора и последующее за ним несчастье произошло в этой столовой, – произнёс в полголоса пристав, словно боялся потревожить навечно заснувшего хозяина.
– Я попрошу Вас, – обратился к нему Иван Дмитриевич, – пусть все выйдут на четверть часа. Я хочу осмотреть сам место убийства, но прежде чем я осмотрюсь, приведите Шляхтина. Я хотел бы задать ему несколько вопросов.
Пристав распорядился, но сам прошел в дальний угол, чтобы не быть помехой Путилину.
– Порфирий Степанович, – обратился к задержанному начальник сыскной полиции, – где вы стояли, когда достали пистолет и выстрелили?
– Здесь, – молодой человек подошел к столу, – господин Рыжов, – равнодушно скользнул взглядом по статскому советнику, – выхватил свою трость и ударил меня ею по плечу, из той двери, – указал рукою, – выглянула Катя, кормилица младшего сына Марии, я попятился к двери, доставая оружие, которое так некстати застряло в кармане. Он шел на меня, я закричал, что буду стрелять. А он ответил, не посмеешь, но я выстрелил, чтобы его испугать. Он размахивал тростью, и мне показалось, что Алексей Иванович начнет меня бить, я выстрелил второй раз от двери куда—то в сторону и убежал.
– Вы стреляли два раза?
– Да, два.
– Второй раз Вы намеренно стреляли в господина Рыжова?
– Что Вы, я просто нажимал на спусковой крючок, притом на бегу и стрелял наугад. Не мог я в него попасть, даже случайно.
– Как Вы объясните, что он мертв?
– Не мог я в него попасть, это не я, – Порфирий размахивал руками, – это не я! Я не мог попасть в него, не мог. Это не я убил его, не я.
Путилин кивнул, что можно Шляхтина увести. Потом подошел к столу, что—то посмотрел, прошел к двери, снова пристально осмотрел комнату.