Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– В коляске ехал с вами не тот господин, – произнёсла госпожа Быкова, – его я видела в первый раз. Может чаю, спохватилась она и крикнула, – Груша, принеси господам чаю.
– Значит, вы пока не нашли того негодяя.
– К сожалению, времени прошло мало, но мы делаем все возможное.
– Да уж, постарайтесь, – теперь Устинья выглядела более спокойной и былая уверенность вернулась к ней, теперь Путилин понимал, что такая женщина способна держать в хрупких руках собственное дело, и никто не способен сбить с намеченной цели.
Груша принесла поднос с чашками, вазочками под варенье, колотый сахар.
– Разрешите
– Пожалуйста.
– Груша, скажи, ты кому—нибудь говорила о том, что вчерашним днем тебя не будет дома.
– Нет, – ответила она, потом спохватилась, – нет, нет, третьего дня заходила Варвара, вот она интересовалась.
– Варвара? – переспросил Иван Дмитриевич.
– Варвара, – пояснила девушка больше для хозяйки, чем для полицейского чина, – та, что служила до меня.
– Варвара, Варвара, – госпожа Быкова пыталась что—то вспомнить, – Варвара Соловьёва, – наконец вспомнила хозяйка, – из Курской губернии, я ее Курским соловьем прозывала.
– Она не говорила, где остановилась и зачем заходила?
– Сказала, что с оказией приехала в столицу, вот решила зайти по старой памяти, мы с ней, – девушка бросила боязливый взгляд на Устинью, – я ее чаем попотчивала, она похвасталась, что приехала с мужем, что он красавец, стройный, словно гвардеец, что на посту на Дворцовой.
– Это становится любопытным, более ничего не говорила?
– Нет, – она украдкой бросала взгляды на хозяйку, – может это, она проговорилась, что остановились там, где много земляков.
– Позвольте отказаться от чая, – обратился Путилин к купчихе, – дела службы.
– Не смею задерживать.
– Хотя голова у меня до сих пор болит, господин Путилин, – произнёс Пожарский, когда шли к экипажу. – Но все—таки соображения имею. Значит, вы меня на показ возили, имея в подозрении, что я преступник.
– Господин Пожарский, я могу принести извинения, но врядле вы в них нуждаетесь, повторюсь, служба такая, преступников искать, а вы по всем статьям походили и на злоумышленника и во время совершения злодеяния были в двух шагах. Что вы прикажете с вами было, делать, об ордене хлопотать? – Иван Дмитриевич позволил себе пошутить.
– Нет, нет, господин Путилин, глупо с моей стороны зло держать, сам виновен.
– Вы видели когда—нибудь Варвару?
– Да и она меня видела, когда Груша пришла к госпоже Быковой устраиваться в служанки.
– И она вас видела?
– Да.
– Тот Петр, с которым вы должны были встретиться у Палкина, похож на вас?
– Я бы не сказал, что мы близнецы, но какое—то сходство есть.
– Он ничего не рассказывал о себе?
– Нет.
– Важна любая мелочь.
– Может это поможет, он сказал, что бывший артиллерист.
– Более ничего?
– Пожалуй, все. Надеюсь, теперь я лишен подозрения?
– Можете лечиться спокойно, я вас потревожу, чтобы вы опознали Петра.
– Вы его изловите?
– Непременно.
– Итак, господа, получилось так, что наши подозреваемые оказались непричастными к данному делу, – начал Иван Дмитриевич, ничего хорошего в сложившейся ситуации не было, но появился новый персонаж, – перейдем к новым обстоятельствам.
– А может быть, – глаза Жукова загорелись, но под хмурым взглядом начальника радость испарилась.
– Вам, Иван Иванович, необходимо разузнать, где останавливаются курские, они не жалуют чужих и проживают у своих земляков. Надеюсь все понятно.
– Так точно, – не сговариваясь, в один голос произнёсли агенты.
В Военном Министерстве штабс—капитан бывал не часто, но каждый раз, когда дело касалось бывших или нынешних военных, а здесь дезертир, Иван Дмитриевич редко ошибается и здесь, по всей видимости, прав. Заморочил девице голову солдат, а она на радостях и рассказала у кого жила в столице, что видела, где лежит ценное, вот глаза и загорелись у военного, служить долго, а имея деньги, выправить новый паспорт пара пустяков. Вот и живи себе припеваючи, одна шкатулка у Быковой, это не меньше пяти тысяч и драгоценности почти на десять, и ты можешь жить припеваючи, купить домик, кто проверять будет, откуда ты явился. Живи, а что кровь на тебе, так в жизни не всегда гладко проходит, бывает и по голове приходится стукнуть, чтобы место под солнцем освободить.
Долгие препирательства с чиновниками и Василий Михайлович держал в руках бумагу: из 5 артиллерийской бригады, недавно переведенной в Путивль, в последние два месяца сбежал только один солдат из 2 батареи полковника Беренса, рядовой Фома Ильич Устрялов, двадцати трех лет, православный, уроженец Лужского уезда Санкт—Петербургской губернии и, в самом деле, батарея стояла в селе Берюхове, а родное село Варвары Соловьёвой Ореховка в полу версте, так что прав Иван Дмитриевич.
– Таким образом, – докладывал штабс—капитан, – Устрялов сбежал с Варварой и прибыл в столицу две недели тому, они присматривались к дому на Стремянной и выжидали подходящей минуты, наверное, не хотелось две невинные души губить, а Быкову списали со счетов, мол, пожила, хватит, да и опасно было двоих, может быть, второй проснется или что заподозрит, а крики – это привлечение внимания.
– Так и случилось.
– Не только присматривались, – подал голос Жуков, – я побывал по адресам, где прислуживала Соловьёва, так за последние две недели во всех совершены кражи.
– Значит, она рассказала Устрялову, а уже он решил не упускать своего.
– Вот и разгадка покушения, Устинья из дома не выходила, залезть в дом не представлялось возможным, вот отсюда и возник план убийства, – подвел итог Путилин, – они все еще в столице и я уверен, что они захотят повторить попытку кражи на Стремянной, только теперь у них, могут быть, обагрены руки двумя убийствами. У меня уверенность, что они где—то поблизости, наблюдают и выжидают, пока не утихнет шум, и мы не успокоимся.