Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
В комнате сыскных агентов Миша первым делом достал с полки справочник и начал выискивать, какие поезда и во сколько отправляются до Вильно. Таковых оказалось пять: три пассажирских, почтовый и курьерский.
Последний отпадал, он уже отбыл, почтовый, Жуков почесал голову, нет, этот тянуться будет, как резинка на женских чулках. Мысли перепрыгнули на женщин, на неудачное сватовство. Он стряхнул с себя отвлекающие видения и углубился в расписание. Так, вот этот, Варшавский, подходит, как нельзя кстати, отправление с вокзала в пять вечера, следует
Чем же заняться в такие редко выпадающие свободные часы? Почитать новый роман Эмиля Габориота «Чужие деньги», только вышедшего из печати в переводе, Миша силился вспомнить фамилию, но так на ум не пришло. Да ладно, отмахнулся от самого себя Жуков, но всё равно вспомнил слова, предваряющие книгу; «Дарование Габорио проявилось, главным образом, в его романе „Чужие деньги“, имевшего целью как можно сильнее действовать на воображение читателя. Это уголовные романы, где действие крутится вокруг таинственного преступления и главную роль играет, являющийся в самые критические моменты, сыщик».
Вот и прочту, потирал руки Миша в предчувствии занимательного сюжета, только жаль, что в прошлом году Габориот скончался в расцвете творческих сил. Жизнь – она такова, некоторых преступников лелеет до старости, чтобы они умерли в собственной постели, как добропорядочный господин, а некоторые сгорают на взлёте, а казалось, бы, жить им да жить.
Миша посмотрел на часы, стоящие в углу. До отъезда поезда оставалось достаточно времени, чтобы успеть не только домой, но и посетить архивариуса для просмотра сведений о господине Цехановиче, вдруг что—то когда—то было.
В Вильне Жукову не приходилось бывать, да и не важно, ведь не красотами губернии собирается любоваться, а расследовать дело проворовавшегося чиновника, видимо, любеобильный франт завёл интимную подругу, наличности, как в таких случаях бывает, не хватало, денежное довольствие недостаточное, вот и запустил руку в банковское хранилище и когда понял, что не избежать наказания сбежал. Жуков выстроил для себя цепочку событий, поэтому и не переживал о поездке, слишком простое дело.
В архиве, как и предполагал сыскной агент Миша, на помощника бухгалтера Михаила Цехановича ничего не было.
Уже на выходе из отделения Жуков столкнулся с Иваном Дмитриевичем, который снисходительно похлопал своего помощника по плечу.
– Миша, вижу по лицу, что версия полюбовницы и растраты тобой уже выстроена, так вот, выброси ее из головы, а начинай следствие, будто ничего не видел и ничего не слышал, иначе выставишь сыскную полицию, как не стоящую выеденного яйца организацию, а себя за смешного человека.
– Иван Дмитрич…
– Если бы я тебя не знал, я бы не предупреждал тебя, но чувствую твой настрой и, смотря в твои блестящие глазки, смею предупредить, отбрось все мысли, пока не услышишь из первых уст, не только о сбежавшем господине, но и об обстоятельствах дела. Не буду более занудничать, – и подтолкнул Жукова в плечо.
Миша
Прибыл на Варшавский вокзал за четверть часа до отхода поезда, браво спрыгнул с подножки пролётки, опустил в руку извозчика четвертак и, подражая Путилину, пошёл, помахивая тростью.
На удивление пассажиров, желающих посетить столицу Царства Польского, было мало, и Жуков ехал в одиночестве. Сперва отсыпался, читал, снова отсыпался, снова читал. Как проехали Псков, так и не заметил.
Утром подозвал кондуктора и расспросил о ближайшей стации. Тот ответил, что через пятнадцать минут остановка на полчаса в Корсовке и что господин Жуков может там позавтракать.
Незадолго до Вильно, поглядывая в нетерпении на часы, доставаемые из кармана жилетки, Миша не находил себе места. Всё казалось, минует поезд станцию без остановки, хотя Путилинский помощник себя и успокаивал, что такого быть не может, но как—то не очень получалось. Голова более забита предстоящим делом, хотя приказывал себе о нём не думать.
На привокзальной площади взял извозчика и тот в пять минут домчал Мишу до «гостиницы, в которой приличествует останавливаться таким господам, как молодой барин».
Утром подтянутый Михаил Силантьевич Жуков протянул карточку чиновнику при полицмейстере коллежскому регистратору господину Деесперову, чтобы тот доложил Его Высокоблагородию полковнику Фёдорову о прибытии сыскного агента из столицы для расследования дела о пропаже в Государственном банке ценных бумаг.
– Прошу, – открыл перед Мишей дверь Иван Александрович, довольно молодой человек, недавно начавший службу на государственном поприще, – Михаил Иванович вас ждёт.
Кабинет, в который вошёл Жуков, ничем не отличался от такого же уровня служебных мест, такой же портрет Государя в полный рост, стол со письменным прибором и бумагами в папках, только сидел моложавый человек лет сорока в полковничьем мундире со знаками отличия кавалерийских войск.
– Разрешите представиться, – Миша подтянулся и остановился на полпути от двери к столу и представился, – губернский секретарь Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции Санкт—Петербурга.
По красивому лицу полицмейстера скользнула снисходительная улыбка.
– Наслышаны мы в провинции об успехах вашего департамента, – звучало насмешливо, словно полковник с самого начала собирался вставлять шпильки столичному щёголю, – вот и решили по просьбе, э—э—э, – он щёлкнул пальцами, посмотрев на Ивана Александровича.
– Судебный следователь Лапп.
– Да, да, я помню, – махнул рукой полковник, – по просьбе господина Лаппа обратились к вам, – теперь указательный палец был направлен в Мишу, – говоря, что мы и сами бы разобрались бы в этом деле, но, увы, шустрый следователь, опередил события, – надеюсь, вы будете докладывать мне о ходе расследования.