Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
– Где вы взяли пистолет?
– Не помню.
– Как же так? Ваша память становится избирательной.
– Я действительно не помню, хотя…
Путилин не стал торопить молодого человека, тот помолчал, сжав губы, потом продолжил.
– Я нашел пистолет в съемной квартире.
– С какой целью вы прибыли в столицу?
– Чтобы свершить задуманное.
– Честно говоря, Константин Евграфович, я не понимаю ваших поступков, почему для свершения преступления вы приехали в Санкт—Петербург? Почему? Ведь задуманное вы могли воплотить либо в имении, либо в Харькове? Отчего такие
– Я хотел сделать тайно.
– Хороша тайна, раз вы пришли в гостиницу, где вас видело множество людей, способных вас опознать.
– Я не думал, что все выйдет так.
– Отчего же? Вы умный человек и убиваете дядю именно в то мгновение, когда ваш покойный родственник составил духовную, в которой назвал нового наследника своего состояния, но заметьте не вас. Ничего не хотите сказать?
– Нет.
– Тогда новая загадка для вашего ума. Квартира, в которой вы поселились, снята для вас в апреле. Да, да, не удивляйтесь в апреле месяце, господином, что изволил следить за вами от самого Харькова, как я подозреваю, вы ехали в соседних вагонах. Не он ли оставил вам пистолет? Вы с ним знакомы?
Константин застыл, нахмурив лоб.
– Я мог бы показать письма, в которых говорится о многом. В том числе и об убийстве господина Ильина, ведь, приехав именно в квартиру, вы только здесь узнали, что придется стрелять, а не убивать дядю отравленным кинжалом. Так?
На щеках играли желваки, молодой человек был обескуражен сообщенным.
– Вновь я должен напомнить, что вы собирались стать юристом, так дайте работу своей голове: ищите кому выгодно? У вас я не вижу никакого мотива для свершения преступления. Вы часто бывали в имении и знаете, что Василий Иосифович никогда не выезжал в поездки без верного Ивана. Вы об этом наслышаны. Так Иван перед последним вояжем был отравлен и, упокой его душу, скончался. Странный случай однако, странный. Может, вы поясните?
– Извините, господин полицейский, но я вынужден просить вас, дать мне время для размышлений.
– Его было недостаточно?
– В свете новых сведений – да. Тем более кто мне скажет, что произнёсенное вами не является ложью?
– Константин Евграфович, я надеюсь, что вы грамотный человек, способный к самостоятельному мышлению. Я не испытываю желания вас поучать и уговаривать к поступкам, идущим вам во вред, но вы должны понимать, что с вашей ли или без оной, я докопаюсь до правды.
– Не сомневаюсь, но все же прошу дать мне время подумать над сложившемся положением.
– Кстати, зачем вам было отравленное вино?
– Какое вино?
– Бутылка хорошего французского вина, оставшаяся на столе в гостиной после вашего поспешного бегства.
– Господин полицейский, помилосердствуйте, отправьте меня в камеру, – взмолился молодой человек, было видно, что ему не до дальнейших разговоров, – не будьте извергом и так на мою голову свалилось много. Отправьте в камеру.
– Если будут меня спрашивать, – сказал Путилин, выходя из сыскного отделения, – я буду через четверть часа.
Он решил пройтись после тяжелого разговора, в котором ничего нового не узнал. Было жаль влюбленного молодого человека, попавшего под чары
– Иван Дмитрич, – неуемный Жуков окликнул своего начальника, – Иван Дмитрич.
Тот обернулся, ожидая приближения помощника.
– Что тебе?
– Хотел с вами пройтись, – приблизился к Путилину Миша.
– Да разве ж я против.
Они, молча, шли вдоль канала. Хотя каждый думал о своем, но мысли возвращались к убийству в гостинице.
Только в кабинете Миша решил поинтересоваться у Ивана Дмитриевича о задержанном.
– Молодой человек приходит в чувства после тяжелой болезни, – произнёс начальник сыска и углубился в изучение циркуляров, присланных с нарочным из департамента полиции.
Жуков знал, в такие минуты нет нужды пристать к Ивану Дмитриевичу с расспросами, все равно ничего не скажет, ибо что—то обдумывает и строит дальнейшие планы в отношении розыска. Судя по настроению Путилина, тот переживает за несчастного молодого человека, попавшего в крепкие сети страстных отношений и ныне готов идти на плаху, защищая любимую женщину ценой жизни. Не он первый, не он последний. Знал бы он, в каком качестве был ей нужен? Может, волна удивления охладила бы его пыл или … Нет, скорее всего он бы просто не поверил чужим словам. Посчитал бы наговором.
Поручений Иван Дмитриевич не дал, и Миша тенью выскользнул из кабинета. А спустя некоторое время воротился с двумя стаканами горячего чаю.
– Благодарю, – произнёс Путилин, не поднимая глаз, отхлебнул маленький глоток и поморщился от обжигающего ароматного чая. – Миша, когда ты был в экспедиции, получил адреса Полякова и Иванова?
– Не только, – оживился помощник Ивана Дмитриевича, – я поинтересовался, где останавливалась госпожа Язвицкая.
– И?
– Она останавливалась в той же гостинице, что и Ильин, в «Европейской», для благопристойности в соседнем нумере, но не это главное в сием деле. Самое удивительное, что господин Поляков– Петров в то же время проживал на соседней Итальянской улице в меблированных комнатах госпожи Ратыковой– Рожновой.
– Это в том, что выходит на Садовую?
– Совершенно верно,
– Я вижу по хитрой улыбке, что ты там уже побывал.
– Да, я сумел разговорить некоторых работников и установил, что в дни, когда Петров– Поляков проживал в комнатах, к нему приходила высокая дама в вуали. Никто не видел ее лица, но наш разыскиваемый прямо таки стлался перед нею, становился, как теля.
– И ты сопоставил время приезда Ильина с проживанием в меблированных комнатах поверенного?
– Они совпали вплоть до дня приезда и отъезда.
– Это любопытно, отсюда вытекает, что наш разыскиваемый, словно нитка за иголкой, следовал за дамой сердца, и они в тайне от господина Ильина встречались буквально в двух шагах.
– Вот оно женское коварство. Теперь вернемся к Итальянской. Когда в последний раз там побывал Петров– Поляков.
– 13 числа вечером он уехал с багажом.
– Получается в день убийства, вначале он посетил «Европейскую». Захотел самолично убедиться, что Иванов выполнил задуманное. Воротился в меблированные комнаты. Он уезжал один?