Петербургское действо
Шрифт:
— Ваше высочество хорошо сдлаете, холодно заговорилъ тотъ, обернувшись и подходя къ принцу, если прикажете мн вашей властію и вашимъ именемъ тотчасъ арестовать двухъ буяновъ. A затмъ, ваше высочество, хорошо сдлаете, если свезете г-на Котцау въ этомъ вид къ государю.
— Какъ? воскликнулъ принцъ.
— О-о? протянулъ и Котцау, которому показалось это предложеніе Богъ знаетъ какой глупостью.
— Да, въ этомъ вид. Тогда все обойдется отлично. A иначе ничего не будетъ. Ничего!! сказалъ Фленсбургъ.
—
— Ахъ, ваше высочество, точно вы не знаете!!
Принцъ подумалъ, вздохнулъ и выговорилъ:
— A если они вамъ не будутъ повиноваться?
— Только этого бы и не доставало, громко и желчно разсмялся Фленсбургъ. Да, скоро мы и этого дождемся. Нынче меня ослушаются, а завтра и васъ самого, а посл завтра и…
— Ну ступайте, слегка вспыхнувъ, вымолвилъ принцъ. Арестуйте и прізжайте… сказать… какъ все было.
Фленсбургъ быстро вышелъ, будто боясь, чтобы принцъ не перемнилъ ршенія. Встртивъ въ передней Михеля, онъ сталъ ему скоро, но подробно приказывать и объяснять все касающееся предполагаемой поздки принца во дворецъ, вмст съ Котцау. Затмъ онъ съ сіяющимъ лицомъ направился въ свою комнату.
Во всемъ Петербург не было для голштинца офицеровъ боле ненавистныхъ, чмъ братья Орловы, и въ особенности старшій. Была, конечно, тайная причина, которая заставляла Фленсбурга, сосланнаго когда-то по жалоб теперешней государыни, ненавидть этого красавца и молодца, который кружилъ головы всмъ столичнымъ красавицамъ, и которому, наконецъ, стала покровительствовать и сама государыня.
Выслать изъ Петербурга безвозвратно и угнать куда-либо въ глушь этого Орлова было мечтой Фленсбурга уже съ мсяцъ.
Сначала онъ выискивалъ другія средства, думалъ найдти случай умышленно повздорить съ Григоріемъ Орловымъ и просить у принца заступничества, высылки врага. Но это оказалось опаснымъ, вслдствіе хорошо извстной всему городу, невроятной физической силы Орловыхъ. Одинъ изъ пріятелей голштинцевъ предупредилъ его, что Орловъ способенъ будетъ убить его просто кулакомъ, и все объяснится и оправдается несчастнымъ случаемъ. A Фленсбургъ уже давно сжился съ правами страны, его пріютившей и зналъ самъ, что на Руси всякій, убившій человка не орудіемъ, а собственнымъ кулакомъ, не считался убійцей.
— Такъ потрафилось! Воля Божья! объяснялъ дло обычай. И законъ молчалъ.
Теперь Фленсбургъ былъ, конечно, въ восторг отъ дерзкой шалости Орлова съ вновь прибывшимъ фехтмейстеромъ. Его мечта сбылась!.. Дло ладилось само собой!..
Но не усплъ Фленсбургъ, придя къ себ, одться въ полную форму, чтобъ отправляться для ареста врага, какъ тотъ же Михель явился звать его съ принцу.
— Раздумалъ! Побоялся. Не можетъ быть! воскликнулъ офицеръ.
Михель молча пожалъ плечами.
— Неужели раздумалъ?!
— Говоритъ — нуженъ указъ государя… А, впрочемъ, не знаю. Можетъ быть, и за другимъ чмъ васъ нужно.
Дйствительно, принцъ нетерпливо ожидалъ адьютанта и любимца у себя въ кабинет и виноватымъ, заискивающимъ голосомъ объяснилъ ему, что, по его мннію, надо подождать съ арестомъ Орловыхъ. Фленсбургъ весь, вспыхнулъ отъ досады и тотчасъ же, недожидаясь позволенія, вышелъ быстро изъ кабинета. Гнвъ душилъ его.
Въ корридор за офицеромъ бросился кто-то и чей-то голосъ тихо робко повторилъ нсколько разъ въ догонку.
— Ваше благородіе! А! ваше благородіе.
Офицеръ не обращалъ вниманія и шелъ къ себ. Уже у самыхъ дверей комнаты онъ, наконецъ, почувствовалъ, что кто-то схватилъ его тихонько за рукавъ кафтана.
— Ваше благородіе! раздался тотъ же жалостливый голосъ.
Фленсбургъ нетерпливо обернулся.
— Чего тамъ?
— Ваше благородіе, окажите божескую милость. Ослобоните…
— Чего?
— Ослобоните… Наше дло такое. За утро что дловъ упустишь. Работникъ у меня дома одинъ. Одному не управиться. A здсь токмо сборы все одни.
— Да чего теб надо? вн себя крикнулъ Флеисбургъ.
— Будьте милостивы, ослобоните. A самая работа, совсмъ намъ не подходящая. И головку повредить тоже можно. A вы дозвольте я, вашему благородію, вашескаго укажу… Нмца Мыльнера. Тутъ на Морской живетъ. Мыльнеръ этотъ единымъ тоись мигомъ распилитъ. Мастеръ на эвто! Ей-Богу. A намъ гд же. И головку тоже — помилуй Богъ.
— Ты слесарь, что часовой привелъ ночью?
— Точно такъ-съ.
— Такъ пошелъ къ чорту. Такъ бы и говорилъ. Не нужно тебя. Убирайся ко всмъ дьяволамъ!
И Фленсбургь пунцовый, злобный вошелъ къ себ и заперся со злости на ключъ.
Слесарь же, собравъ свой инструментъ съ ларя въ полу тулупа, прытко шмыгнулъ изъ дворца и бгомъ пустился по улиц.
Добжавъ до угла набережной Невы, онъ вдругъ наткнулся на кума.
— Эвося. Вахромей. Откуда? воскликнулъ слесарь и сталъ живо и весело разсказывать все виднное за утро.
— A чуденъ народъ. Ей-Богу. Я вблизь-то къ нимъ не лазалъ закончилъ онъ разсказъ. A какъ вздта, куманекъ! Ахтительно! Первый — сортъ вздта!
Кумъ Вахромей все слушалъ и молчалъ, да все моталъ головой.
— Да и не самъ значитъ… Кабы самъ вздлъ, такъ за мной бы пилить не послали тады! объяснилъ заключительно слесарь.
— Д-да! заговорилъ наконецъ Вахромей. A я такъ полагаю, что самъ. Что мудренаго? Вдь нмцы. Надть-то — надлъ, ради озорства, а снять-то и не можетъ. Д-да! И опять тоже… На-ародецъ!? Нтъ, нашъ братъ православный, коли бы ужъ вздлъ, такъ и снялъ бы самъ. Да! A этотъ, вишь, солно-то показывать взялся, да и не додлалъ.