Петербургское действо
Шрифт:
— Да бросьте! сказалъ Шепелевъ. Гоняйте ихъ вонъ, коли скучно.
— Нельзя, сударь. Я вамъ ужъ сказывалъ про свое положенье… Видите, какъ живу. Вы жалуетесь вотъ на ротныя ученья, да на смотры. A мы вдь и тамъ мерзнемъ, да потомъ еще насъ по городу гоняютъ на работы. Слышали вонъ говорила она про мужа-то, что пришелъ съ морозу мокрый. Ну-съ и я вотъ такъ-то съ прізда горе мыкалъ. A теперь мое одно спасенье за себя кого изъ солдатъ выставлять. У меня съ ними уговоръ: я буду женамъ писули да цыдули ихъ писать, а мужья за меня отбояривайся съ лопатой или съ метлой.
— Да, если эдакъ, то разумется…
— A то,
Державинъ опросталъ сундукъ отъ платья и шпаги, Шепелевъ слъ на него и, улыбаясь, приготовился слушать. Державинъ стоя среди горницы, сталъ читать взятый со стола исписанный листъ.
— Ну вотъ хоть тутъ. Объ Государын покойной. Прислушайте: "Увдомились мы, что и вы, сестрица, отъ Прокофія Нмого извстны, что и мы на нашъ вкъ несчастными въ гор сиротами остались. A и скончавшая себя Государыня съ намъ милости и щедротами была. A что будетъ впредь намъ, того не вдаемъ. Коли въ войну не пойдемъ. Благодтель нашъ Государь Петръ едорычъ гораздо шибко насъ не жалуетъ, а свои Ренбовскіе полки. И на прошлой масляной насъ осмотрлъ, все въ слдомости нашелъ. A мой Савелъ Егорычъ про то же сказывалъ и за оное отдранъ былъ. A про телка, что отписываете и рады бы мы всей къ вамъ душой, да пути и холода велики — подохнуть можетъ. A и себя раззорите, а и намъ-то не въ удовольствіе. A на ротномъ затснены велико отъ людства и скотинки бол и мстовъ нтъ, A у Прасковьюшки отелилась въ Миколы, на дворъ унтеръ выгналъ, сказывая что грязнитъ очень. И все-то изъ злобства его выходитъ, потому нравъ у него. Потому случаю подохъ, что морозомъ его хватило зря… И не съли!.. A и я вамъ тожъ на капустк благодарствую. A и вы, сестрица, и братецъ про свое житье бытье отпишите.
И Державинъ прибавилъ, смясь чрезъ листъ желтой бумаги, который держалъ передъ собой:
— Любопытно-съ? Только и есть что: A и я, а и онъ, а и вы…
— Да вы бы, Гаврилъ Романычъ, заговорилъ Шепелевъ, если ужъ необходимость съ ними возиться, опросили бы ее и написали съ разу. A эдакъ вдь, поди дольше гораздо.
— Зачмъ-же я, сударь мой, буду письмоводительствовать? Она говорила, я напишу. A эдакъ ужъ я, выходитъ, въ переписк съ бабьемъ всероссійскимъ окажусь самъ, если стану сочинительствовать посланія къ нимъ.
Видя, что Державинъ какъ-то обидчиво горячится, Шепелевъ перемнилъ разговоръ.
Онъ пробылъ съ часъ у своего новаго пріятеля. Державинъ передалъ ему, что въ рот извстно уже всмъ объ ряженомъ голштинскомъ офицер, и что онъ, какъ очевидецъ, разсказалъ все капитану Пассеку, который очень интересовался всмъ случаемъ.
Шепелевъ, въ свою очередь, передалъ вс подробности своего визита съ принцу, не скрывъ отъ Державина и т слова нмецкія, которыя перевралъ.
Молодые люди весело хохотали. Державинъ предложилъ давать ему уроки всякій свободный вечеръ.
— Нын это — первое дло! сказалъ онъ. Знай воинскій артикулъ, да маракуй по ихнему! Приходите сегодня ввечеру, съ ныншняго дня и начнемъ, и глядите — чрезъ мсяцъ ужъ не скажете: нихтъ михтъ. Приходите
— Нтъ, сегодня не могу. Долженъ быть у Тюфяковыхъ отозвался Шепелевъ.
— У невсты! Не терпится!.. подмигнулъ Державинъ.
— Ей-Богу нтъ… Она мн не по сердцу. A надо быть…
И молодые люди простились, уговорясь снова свидться на слдующее утро.
XVI
Третьяго іюня 1743 года у бднаго гарнизоннаго офицера Державина, въ город Казани, родился первый ребенокъ, сынъ, названный Гавріиломъ. Новорожденный былъ такъ слабъ и хилъ, что его тотчасъ-же пришлось, по обычаю "запекать въ хлб" т. е. класть въ теплое тсто. Родители его очень сожалли о томъ, что средства ихъ не позволяютъ прибгнуть къ боле врному способу сохраненія жизни ребенка, а именно класть его всякій день въ теплую шкуру теленка, только что отдленную отъ мяса. Однако и тсто помогло, ребенокъ пережилъ первый мсяцъ, самый опасный, и остался на бломъ свт, чтобы со временемъ стать великимъ поэтомъ.
Посл сына явилось на свт еще двое дтей, но вскор они умерли. Выбиваясь кое-какъ изъ стсненныхъ обстоятельствъ, почти изъ бдности, отецъ Державина бросался на все, что общало ему врный кусокъ хлба. Разумется кром офицерской службы онъ не могъ ничмъ добывать его. Такимъ образомъ, онъ мнялъ мста служенія, и все дтство маленькаго Гаврилы прошло въ путешествіяхъ и передвиженіяхъ. Сначала отецъ перешелъ на службу изъ Казани въ Яранскъ, но и тамъ не очень повезло ему, и перешелъ въ Ставрополь. Здсь прожилъ онъ еще довольно долго, но затмъ былъ зачисленъ въ Пензенскій пхотный полкъ и долженъ былъ снова перебираться на жительство въ Оренбургъ.
Тутъ надо было уже подумать о томъ, чтобы учить грамот, а затмъ и разнымъ наукамъ девятилтняго мальчика. Въ Оренбург только и былъ одинъ человкъ, способный обучать наукамъ, нмецъ, нкто Іосифъ Роза. Не смотря на такую нжную и поэтическую фамилію, нмецъ этотъ былъ преступникъ, сосланный за убійство въ каторгу и затмъ водворенный въ Оренбург. Каторжникъ, конечно, не изъ любви къ наук и педагогіи завелъ у себя въ дом маленькую школу, и хотя говорилось, что онъ обучаетъ разнымъ наукамъ, но, въ сущности бывшій каторжникъ зналъ только хорошо свой собственный языкъ. Мальчикъ Державинъ, вмст съ прочими товарищами, поневол отлично выучился этому языку, но возненавидлъ учителя, который варварски наказывалъ своихъ учениковъ; возненавидлъ онъ и языкъ нмецкій, не предугадывая, что въ будущемъ знаніе этого языка повліяетъ на все его существованіе и на всю его жизненную карьеру.
Вскор, однако, одиннадцатилтній Державинъ не могъ даже учиться и у Розы, по недостатку средствъ. Отецъ его, давно страдавшій чахоткой, наконецъ, умеръ и вдова съ мальчикомъ остались чуть не на улиц. Они были дворяне и могли доказать это дворянство документами, могли доказать, что предокъ ихъ Романъ, по прозвищу Держава, былъ когда-то мурзою въ Золотой орд и и владлъ большимъ количествомъ земли и большими стадами барановъ. Теперь-же у вдовы еклы Андреевны Державиной было всего шестьдесятъ душъ крестьянъ, но не только въ разныхъ уздахъ, но даже въ разныхъ губерніяхъ. Доходъ, который изрдка получался съ имнія, былъ такъ малъ, что на него нельзя было даже прохать въ свои владнія, чтобы лично собрать съ своихъ подданныхъ законную дань. Посл смерти отца оказался долгъ, который вдова ни коимъ образомъ не могла уплатить; долгъ этотъ былъ пятнадцать рублей ассигнаціями.