Петля дорог
Шрифт:
Снова эта противная дрожь. Снова он ждет, что пред ним предстанет Тиар; он ошибался уже дважды, а третья попытка во всех сказках волшебная. Если только она здесь… Насмешка судьбы. Илаза, потерявшая невинность на Алтаре, в обмен на портовую шлюху…
Он вдруг вспомнил, что давно не спал. Что не ел уже почти сутки; и хорошо бы явиться в дом под раковиной, заказать вина и мяса, а потом опрокинуть в постель эту, с ромбом на спине, и разобраться, каковы на самом деле эти продажные штучки, почему так сладко заикался косой парнишка, что был его спутником в лодке…
Он
С грохотом распахнулась дверь, и в комнате с подушками сразу стало тесно.
Двое из ввалившихся служили, по-видимому, свитой третьему; третий оказался лысым, как колено, и с ног до головы разодетым в тонкий шелк. Игар сроду не видел такого показного, такого безвкусного богатства; золотых украшений у лысого не было разве что на заду — и то потому, что иначе, садясь, он напоролся бы на булавку. Отвлеченный невиданным нарядом, Игар не сразу посмотрел лысому в лицо; подняв наконец взгляд, он встретился со слегка пьяными, умными, очень удивленными глазами:
— Вот так так!
Лысый смотрел на сидящего Игара так, будто тот был шестиногим, выставленным на обозрение теленком; с некоторым беспокойством Игар увидел вдруг, что на правом ухе у лысого лежит родимое пятно — черное, покрытое редкими толстыми волосинками, занимающее и часть щеки тоже.
— Вот так та-ак, — протянул Черноухий, оглядываясь на свиту. Бывает же… Если бы Фарти не прирезали вчера в кабаке… А как похож-то!..
Первый из свиты наклонился ниже, ткнул в Игара пальцем, радостно захохотал:
— Точно! В темноте спутал бы! Решил бы, сидит покойничек, вот кто его только сюда притащил?!
Игару сделалось не по себе. Не отрываясь от стены, он поднялся.
— Тебя как зовут? — поинтересовался Черноухий. На скуле у него тоже когда-то был вытатуирован треугольник — теперь он был расплывчат, полустерт и тщательно замазан пудрой. Сверху недоставало двух зубов, их место занимали крупные, непонятным образом укрепленные жемчужины; большие серые глаза изучали Игара, и во взгляде их не было злобы, но было нечто такое, отчего Игаров живот сам собой подтянулся:
— Игар я…
Он понял вдруг, с каким выражением изучает его Черноухий. Понял и плотнее вжался в стену. Святая Птица, а вот это совсем плохо. Совсем плохо — и вот так, неожиданно, на ровном месте…
— Не бойся, — мягко сказал пиратский капитан. — Дружок у нас был, Ферти… Здорово на тебя похож. Жалко мне его; вот, на тебя гляжу вспоминаю…
Глаза его вдруг ласково прищурились:
— Хороший был парень… Веселый. Ты, вижу, тоже веселый — только загрустил чего-то… — и рука его, сплошь унизанная перстнями, дружески легла Игару на талию. — Пойдем?
Игар растерянно улыбнулся. Неуверенно кивнул — и тут же, болезненно поморщившись, ожесточенно зачесался, задирая на себе рубаху:
— Ай… Сейчас только… ага…
Он драл и драл ногтями собственный живот, и на лице его застыло выражение свирепого блаженства:
— Ох… зараза… о-ох…
Черноухий
Еще некоторое время Игар чувствовал на себе подозрительный, с оттенком жалости взгляд; неизвестно, чем кончилось бы дело, но в этот самый момент распахнулись двери напротив, и уже знакомая Игарова старуха поманила всю троицу пальцем:
— Готово, господа хорошие… Все готово, мой господин, — Черноухому она поклонилась отдельно. — Уж не пожалеете, это лилия, а не парень. Точно лилия… Прошу пожаловать…
Не оглядываясь на Игара, Черноухий проследовал навстречу обещанному наслаждению; свита протопала следом, и Игар выдохнул сквозь сжатые зубы. До крови исцарапанная кожа жгла немилосердно.
Старуха вернулась через несколько минут; с ней явилась девочка лет семи, серьезная, с ленточкой в длинных густых волосах.
— Нашли тебе, — старуха многозначительно усмехнулась. — Вот, она кивнула на девочку, — проведет тебя. Монетку ей дашь потом… Ступай.
Корабельная цепь, пришитая к подолу старухиной юбки, тускло звякнула, коснувшись дверного косяка.
Над этой дверью страстно стонала раковина; следуя за девочкой, Игар поднялся по винтовой лестнице, дождался, пока провожатая шепотом перемолвится с кем-то в темном коридоре, проследовал за ней через душную комнату, где из круглой кадки с водой торчали две всклокоченные головы, через длинный винтообразный переход с окошками в потолке, через еще один коридор — и остановился перед закрытой дверью.
Девочка протянула ладошку:
— Плати.
— А где она? — напряженно спросил Игар.
Девочка кивнула на дверь:
— Там она… Плати.
Игар секунду колебался; потом посмотрел на серьезное, осунувшееся лицо и положил на ладонь монетку:
— Спасибо… Что привела…
Не говоря ни слова, девочка исчезла в конце коридора.
Игар постоял, пытаясь выловить внутри себя хоть какое-то чувство, уместное в отношении Тиар; чувства путались. Мешала, маяча перед глазами, десятилетняя девочка на пороге сельского дома; Игар плюнул наконец и изгнал все мысли вообще. Постучал в дверь, не получил ответа и вошел.
Глаза его давно привыкли к полумраку, но здесь, в комнате, царила и вовсе темнота; прямо у двери стояла наполовину свернутая ширма, и прежде, чем разглядеть что-либо, Игар услышал голос:
— …а лучше комариная травка. Жабье ушко тоже неплохо — но от комариной полностью все отшибает, хоть их пятнадцать подряд, хоть шестнадцать… Полстакана выпить, остальным рабочее место смазать — и ничего не чуешь, хоть целую галеру принимай по очереди…
Говорила женщина, сидящая на полу перед единственной в комнате свечкой; еще две — одна бритая наголо, другая с детской косой на плече — грызли один на двоих рогатый пряник. Привалившись к стенам, стояли свернутые ширмы; пол покрыт был сплошным тюфяком. Подсвечник Игар разинул рот — изображал мужскую гордость в пике вожделения, и оттого вправленная в него горящая свеча приобретала вид странный и двусмысленный; тут же валялся забытый, надкушенный кем-то помидор.