Петля времени (Сборник)
Шрифт:
Олег Горн. Петля времени.
Фантастические повести
Горн О. Петля времени. Ф. повести. Открытие Израиля — серия "Фантастика". Редактор-составитель серии Марк Котлярский. Тель-Авив `Иврус` 1995. 138 с.
Проверка на соответствие
"Thank you! Buy!" Я ткнул пальцем в клавиатуру компьютера,
Экран мигнул, и неожиданно высветил:" Ишакам тоже полагается отдых! Когда вернешь десятку?"
Завершалось это сообщение кратким русским ругательством, набранным латинским шрифтом.
"Томас, подлец!" Я вспомнил его многозначительное подмигивание, когда он уходил с работы.
Пришлось потратить еще несколько минут, чтобы изобразить на экране осла с томасовой бородой, очками и десяткой в зубах и завести это послание к нему для утреннего включения.
Я подошел к окну и поднял жалюзи.
На огромный город уже опустился вечер. Далеко на горизонте еще светилась еле различимая полоса моря. И отсюда, с высоты пятнадцатого этажа, казалось, что город, словно огромный океанский лайнер, залитый огнями, медленно вплывает в ночь. И было уже не различить, то ли небо еще излучало остатки дневного света, отблескивая в стеклах фонарей, витрин и реклам, то ли это огни реклам и фонарей подсвечивали жаркое вечернее небо.
Россыпи огней дрожали в душном мареве.
Далеко внизу, начинаясь сверкающим ожерельем площади, убегала в сторону моря гирлянда оранжевых огней большого проспекта. И у самого горизонта растворялась в полыхании реклам над крышами роскошных отелей, автомобильных отсверках и мерцающей паутине припортовых улочек.
Над этой россыпью драгоценностей в кисельно-радужном небе ослепительно блистала, подсвеченная снизу лучами прожекторов, жемчужина рекламного дирижабля, изображающего фирменную упаковку знаменитого напитка и украшенного световой этикеткой, казалось, кричащей: "Кольбарс".
Последние двое суток я безвылазно провел у экрана, заканчивая срочную работу. И изредка выглядывая в окно, видел,как периодически из-под него начинало что-то сыпаться,— очевидно рекламный хлам, далеко разносимый воздушными потоками. Сейчас ярко освещенный дирижабль казался марсовым огнем над ночной палубой, и к нему, словно снасти, сходились лучи прожекторов и паутинки якорных канатов.
Никого из сотрудников давно уже не было на местах. Только тусклые экраны отдыхающих компьютеров перемигивались в темноте вращающимися спиралями, вспышками звезд и салютов.
Я с наслаждением потянулся, подвигал затекшими конечностями и бросил в сумку умывальные пинадлежности и потрепаный спальный мешок, служивший последние две ночи моей постелью.
Я вышел на ярко освещенную огнями витрин улицу и вдохнул полной грудью прохладный воздух.
Шум и сигналы машин, доносившаяся откуда-то музыка, призывы торговцев из ближних лавок и гул высыпавшей после знойного дня яркой толпы сливались в единую какофонию звуков вечернего города.
Спешить было некуда.
Я зашел в заведение толстяка Эди, сел за угловой столик и стал смотреть на экран подвешенного над стойкой телевизора. Передавали очередные новости.
Эди записал заказ и для начала принес вечернюю газету и, вместе с заказанным мной пивом, поставил на столик запотевшую бутылку "Кольбарcа".
— Сегодня вечером в сети наших заведений всем клиентам бесплатно от самой фирмы.
— Что у них за праздник?
— Вы, как видно, газет не читаете и новостей не смотрите! Уже несколько дней только об этом и трубят.
Он ткнул пальцем в огромную фотографию на первой полосе газеты.
— Сегодня "коронация" нового президента их фирмы.
— А старый? Плох совсем?
— Да кто их разберет!.. Только думаю, немногие имеют столько, сколько этот парень сегодня приберет к рукам...
Он смахнул крошки со стола и отошел.
С наслаждением потягивая холодное пиво, я стал разглядывать снимок в газете. Сделан он был на каком-то торжестве. На переднем плане были запечатлены лысеющий тип лет сорока, и по сторонам от него — сухощавый старик и, полуобернувшись к объективу, молодая женщина в вечернем платье с очень глубоким вырезом на спине. В руках у них были бокалы, наполненные, вероятно, "Кольбарсом". На заднем плане смутно пестрела толпа таких же наряженных господ с бокалами в руках. Подпись гласила, что это господин Кольберг с дочерью и господин Мор на одном из торжественных приемов, посвященных двадцатипятилетию концерна "Кольбарс". Я автоматически отметил, что в названии заложена, вероятно, фамилия старика — Кольберг.
Эди принес заказ и, расставляя на столе приборы, кивнул на экран телевизора.
— Праздновать сегодня собираются не на шутку. Не хотели бы лучше там отужинать?— пошутил он.
На экране высаживались из машин нарядные личности, стояли бесконечные ряды столов на травяном газоне и темнели увитые цветами скульптуры под купами деревьев.
— Другой такой кухни как твоя, Эди, в городе нет,— ответил я.— Пусть их!.. Давай-ка устроим свой праздник, — у меня сегодня есть отличный повод по работе. Неси бутылочку чего-нибудь поприличнее. Только не очень крепкого — мне еще до постели добираться.
Эди вернулся с бутылкой и одним бокалом.
— Я вас поздравляю, господин, с вашим событием! Но пить сейчас не могу, — вы заходите после закрытия, и мы с вами славно посидим.
— Тогда припрячь до следующего раза. Сегодня я хочу только одного — славно полежать...
Среди рекламных листовок, которые накопились за эти дни в моем почтовом ящике, оказался плотный конверт.
Я отошел к освещенному лампой пространству и с удивлением обнаружил на конверте фирменный знак того самого "Кольбарса", о котором только что беседовал в ресторане. В конверт была вложена изысканно оформленная сложенная пополам карточка, на которой золотым тиснением блистало слово "Приглашение".
Недоуменно повертев это послание в руках, я еще раз удостоверился, что на конверте указана именно моя фамилия. Потом заглянул в щели соседних ящиков, — не разбросаны ли такие же конверты и в них.
— Вы наверное удивлены этим приглашением?— раздался голос за моей спиной.
Я быстро обернулся.
Около колонны дома, стоял спортивного вида человек. После того, как я обернулся, он сделал шаг вперед и, выйдя на освещенное место, снова остановился.
Ему было лет тридцать. Он был одет в просторную, не стесняющую движений, короткую куртку и брюки из тонкого плотного материала. На ремне через плечо висела мягкая кожаная сумка с множеством карманов и клапанов.