Петля
Шрифт:
— «Братство», — раздраженно пробормотал Барсук.
Их тотчас пропустили.
Неподалеку на шоссе стояли еще двое вооруженных людей, одетых в плотную зимнюю форму, какую носят сотрудники ГАИ. Каждый держал белый регулировочный жезл. Они похлопывали ими по груди, чтобы хоть немного согреться.
Через определенные промежутки подъезжал очередной грузовик, направлявшийся на восток, в сторону Москвы. Каждый выполнял задание по доставке продовольствия из пригородных совхозов к государственным магазинам столицы. Люди из «Братства» поступали со всеми одинаково — будь то четырехскатный «ЗИЛ» или же сорокатонный, с десятью колесами, гигант для перевозки
— Это, конечно, бандитизм и воровство, — признался Барсук Полякову, — но доходы хорошие, и поэтому мы не брезгуем. В деревнях крестьяне воруют коров и лошадей и продают их на мясо. Здесь мы это мясо воруем у тех, кто пытается нажиться на нем в Москве. И что здесь плохого? Как видите, мы делаем здесь то, что не под силу государству. Организуем нормальное распределение продовольствия и доходов и получаем при этом хорошую прибыль.
Поляков всегда полагал, что Марченко и его Управление в КГБ стремились покончить с высокоорганизованной криминальной системой. До нынешней ночи, по крайней мере. Только теперь, в этот зверский мороз на лесной поляне близ столицы, Олегу Ивановичу стало ясно, почему возглавляемое Марченко отделение по борьбе с преступностью оказалось столь малоэффективно в выявлении воровства и причин исчезновения больших партий продовольствия. Утверждения генерала о существовании банд, к которым «невозможно подступиться», и «проблем столь сложных, что нельзя быстро добиться ощутимых результатов», служили только ширмой для прикрытия преступной деятельности «Братства». И ни один начальник с Лубянки не спорил вслух, вдруг и в самом деле Марченко виднее, фактов против него нет, излагает убедительно; попробуй возражать — тебя же и обвинят в клевете и склоке. Можно было также предположить, что Марченко купил тех высших чинов в Центре, которые могли бы доставить ему неприятности.
Барсук болтался среди грузовиков, окутанных выхлопными газами, как деловитый мастер, и не был сейчас похож на боевика из состава «Черных беретов», скорее смахивал на диспетчера.
— Все стараются не замечать нашей деятельности, товарищ полковник, ведь закон против нас бессилен, и еще потому, что слишком опасно соваться в наши дела. Кто в наши дни уважает закон? Россия? Другие новые республики, появившиеся рядом с нами? Единственно существенное и четко организованное занятие сейчас — бандитизм.
Барсук похлопывал руками в кожаных перчатках с чувством самодовольства. Он и Поляков быстро обходили запруженную двумя дюжинами грузовиков парковочную площадку.
— Мы платим гаишникам, чтобы они не патрулировали этот участок. Мы платим водителям грузовиков по двести пятьдесят тысяч за каждый груз. Это больше их годовой зарплаты, и всего за одну ночь. Мы имеем гарантию, что ни один шофер не скажет «нет», когда машем ему, чтобы остановился. И он врет достаточно убедительно о таинственных обстоятельствах, при которых продукты, которые он вез, просто «исчезли». Каждый знает правду, но ни у кого не хватает смелости показать на нас.
Поляков стоял у высокой дверцы ржавеющего «КамАЗа» с крытым верхом, в то время как трое здоровых парней перетаскивали туши говядины и свинины в другой грузовик, стоявший рядом. Неподалеку еще двое мужиков перекидывали ящики с сосисками из одной машины в другую.
— Как можете судить, деньги сами за
Пар, поднимавшийся от их разгоряченных тел сквозь теплые фуфайки, и надсадное кряхтенье подтверждали наглядно слова Барсука.
— Их начальники в совхозах и в государственных магазинах знают, что происходит, но не останавливают никого. Это потому, что генерал всех заверил, и работников в магазине, и заведующих складами — они получат свою долю продовольствия через заднюю дверь. Это не так уж много, но достаточно, чтобы они держали язык за зубами.
Поляков имел представление о масштабах воровства в пищевой промышленности. Но, замерзая здесь на шоссе М-Т, когда метель выла во всю мочь, он все же усматривал во всем, что говорил Барсук, большое противоречие.
— Что же тогда делает Отдел по борьбе с организованной преступностью при городском совете или в Министерстве внутренних дел? — настаивал Поляков. Он не мог избавиться от мышления, которое обрел в рядах КГБ, и все еще уважал закон. — Я уверен, что их расследования представляют опасность для такого рода операций.
— Что? Эти мерзавцы? — буркнул в ответ Барсук. — Генерал на короткой ноге с ними со всеми. Он вертит этими людьми как хочет — теми, кто должен был бы за подобными делами следить. Вы говорите о Совете, о Министерстве внутренних дел, о милиции. Да их это не интересует, ведь мафия работает на всех уровнях. Они все едят из рук «Братства». И всякий, кто встанет у нее на пути… — Барсук сделал жест, будто стрелял из пистолета.
Вот этот последний монолог Полякова не удивил. Он знал, что московская жизнь теперь — сплошная анархия. Любой политический деятель, какой бы властью или авторитетом он ни обладал, не в силах поставить под контроль разгул коррупции. Это в крови и у власти и у мафии, это неотъемлемая часть их жизни, как водка или сосиски.
Было три утра. Поляков видел, как один водитель сельского грузовика, сидя в кабине, пересчитывал только что полученные рубли. Другой стоял на подножке машины, нервно переминаясь с ноги на ногу и швыряя окурки на капот, ожидая, когда парень начнет перегрузку.
Первый ружейный залп прозвучал как выхлоп мотора. Огонь велся из автоматов непрерывно, затем взорвались три дымовые шашки, вызвавшие панику. Пули со скрежетом отскакивали от металлических частей автомашин. Затем три шины, пробитые пулями, с шипением выпустили воздух. Две дюжины шоферов как ошпаренные выскочили из кабин и попадали пластом на землю. Барсук шмыгнул под грузовик и затащил туда Полякова.
— Откуда стреляют?
Лейтенант вглядывался в темноту, тщательно просматривая кромку серебряных березовых стволов на другой стороне шоссе в надежде заметить какое-либо движение. Но вспышки огня прекратились. Грохот пальбы в лесу сменила тишина.
— Погасить все фары! — прокричал Барсук.
Потребовалось некоторое время, чтобы заставить шоферов забраться в кабины, они боялись покинуть свои укрытия.
Постепенно контуры лесных зарослей сделались невидимыми. Лишь у двух машин фары оставались включенными. Четырьмя выстрелами Барсук погасил и их.
Поляков присел позади автомобильного колеса высотой в его рост. Болели раны, полученные в Узбекистане, он чувствовал общую слабость из-за долгих напряженных часов предыдущей ночи, когда разыгрывались неожиданные и чрезвычайные события, начавшиеся в ресторане с Наташей и затем дальше в морге.