Петля
Шрифт:
— Так что распорядитесь, Алексей Николаевич, немедленно, — сбавил тон Марченко и этим обращением по имени-отчеству, должно быть, еще больше смутил командира.
— Мне нужен приказ, — не слишком уверенно и так и не узнав, от кого получает отнюдь не рядовое распоряжение, настаивал в свою очередь генерал-полковник. — Письменное подтверждение, телексом.
Марченко, конечно, имел о таких процедурах представление столь же обстоятельное, как и генерал-полковник. Следовало действовать нагло, давить на Русланова, пока не оправился от удивления и неожиданности.
— В
— Я не хочу создавать проблем, но есть правила, которым я обязан следовать. — Кажется, генерал-полковник начал сдаваться.
— Генерал-полковник! — Голос Марченко был резким, обстоятельным и спокойным. — Возникнут очень большие проблемы, если вы не пойдете на это. Если же проявите понимание, то между моим начальством и вашим сложностей не будет. — Он говорил уже с угрозой.
Последовало неловкое молчание. Марченко ждал. Он слышал, как генерал-полковник советовался с одним, потом говорил с другим. Были сомнения, колебания. Затем последовало согласие.
— Рейсу шесть-шесть-один только что приказано вернуться в Домодедово. Командир корабля обязан доложить товарищу Зорину причину возвращения… И для рапорта мне, извините, нужно знать ваши должность, имя и звание, — обратился командующий полетами к Марченко, — и ваш номер телефона.
Виктор Петрович всю свою карьеру построил на обмане и недомолвках.
— У нас в КГБ не принято сообщать такие сведения о высших должностных лицах. И в вашем рапорте ссылка на распоряжение наших органов неуместна. Существует формула: рейс изменен по техническим причинам.
Он положил трубку, и самодовольная улыбка появилась на лице. Он отомстил Зорину. Отомстил безжалостно и безукоризненно.
Глава 31
Зорин сидел в просторном переднем кресле привилегированного салона первого класса самолета «Ил-86». С учетом его, Зорина, служебного положения соседние места, справа и слева, оставались незанятыми.
До него доносились запахи, исходящие от узбекской семьи, сидевшей через проход — явно дали в лапу, чтобы попасть в престижный салон, — и за спиной восседало несколько богатых азиатов, и все они что-то грызли, жевали, выплевывали косточки на пол в проход. Пахло шашлыком и вином. Они все раздражали Зорина, но он ничего не мог изменить в самолете, плотно набитом четырьмя сотнями пассажиров. Даже служебное удостоверение не помогло бы — «самолет не резиновый, сделали все, что в наших силах, освободили соседние места».
После трех десятков лет службы в КГБ Зорин так и не смог привыкнуть к полетам. Он относился к ним как к неизбежному злу, которого при возможности следовало избегать. Сейчас его нервное состояние было хуже, чем обычно. Какой-то аэрофлотовский начальник,
Утром одна газета резвилась: «Полеты сейчас столь же безопасны, как игра в русскую рулетку». В прошлом Зорин всегда находил причины обходить приказы любых, включая цековских, деятелей, требовавших воспользоваться самолетом. Но он никак, вот совсем никак не мог игнорировать срочный вызов такого человека, как Раджабов, который регулярно подкидывал крупные подачки за то, что Зорин прочно и верно стоял на защите интересов узбекской мафии.
Зорин почувствовал, что самолет склонился набок и даже сделал крутой разворот. Не отрываясь от газеты, подумал, что это обычная корректировка маршрута. Но, сидя рядом с дверью в кабину, Зорин не мог не прислушаться к разговору, возникшему среди членов экипажа. Высокая стюардесса почему-то стала жаловаться, что не успеет на свадьбу двоюродной сестры. Стюард поплакался: не сможет участвовать в охоте в Тянь-Шаньских горах.
— Товарищи, — встревоженно спросил Зорин. — У нас возникли проблемы?
Старший стюард, зная, кто этот важный пассажир, тотчас подошел к нему:
— Командование полетами приказало нам вернуться. Мы прибудем в Домодедово через час двадцать минут. Сейчас объявим по трансляции.
Зорин посмотрел в иллюминатор, чтобы убедиться в изменении маршрута, хотя стюард, конечно, пошутить таким вот манером не мог. Да, несколько минут назад солнце светило с другой стороны. Он заметил это, когда смотрел вниз на обширные пространства ровных облачных пластов. Теперь лучи били прямо в лицо.
— А какова причина изменения курса, позвольте спросить?
— Причина — это вы, товарищ, — не без вежливого ехидства ответил стюард. — Командир только что сказал мне, что руководство полетами приказало вернуться в Москву с тем, чтобы вы смогли присутствовать на срочной конференции по месту работы.
Зорин молча выматерился. Либо ему здесь врут, либо в Москве что-то неладно. Во-первых, приказ совершенно беспрецедентный. Во-вторых, возможно, кто-то проник в раджабовскую или в его собственную систему и раскрыл план поездки в Ташкент.
— Я должен поговорить с командиром корабля, — объявил Зорин, побагровев. Челюсть его тряслась. — Я должен обсудить это дело… сейчас же! — Он перешел на крик.
Физиономия стюарда оставалась бесстрастной. Он прошел в пилотскую кабину и вернулся минуты две спустя.
— Как и вы, командир удивлен и недоволен приказом. Но не видит необходимости встречаться с вами.
Зорин скрипнул зубами.
— Но я заместитель Председателя московского Центра КГБ…
— Ваше звание и положение не касается ни командира, ни тем более меня. Мне дано указание следить за тем, чтобы вы не покидали своего места, — сказал стюард, затягивая на Зорине потуже ремень безопасности.