Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая
Шрифт:
Более всего не повезло Орлову, который сейчас лихорадочно чистил царский сюртук. Он будет замешан в деле девицы Гамильтон и сослан в Сибирь, из которой, однако, будет отозван и принят в гвардейский полк. Фамилия Орловых прогремит на всю Европу лишь полвека спустя. Теперь же Иван Орлов чуть ли не со слезами изводил царскую соплю.
–Ну что, скоро ли? – нетерпеливо спросил царь.
–Самая малость осталась,– Орлов остервенело возил щеткой по сукну, но ничего не помогало. Тогда он стал выщипывать затвердевшие кусочки слизи.
–Готово, Ваше высочество,– денщик боязливо подал сюртук государю.
–Что ж ты, растяпа, делаешь? Эдак скоро дырка будет впереди.
–Дак не первый раз чищу, Ваше величество.
–Смотри, чтоб не в последний. Сколько я вас, дураков, буду учить: снял государь одежду – сразу же осмотри и почисти. В последний раз учу. Сошьешь новый сюртук за свой кошт. Карета готова?
–Так точно, Ваше величество. Уж давно дожидается.
–Поехали. Бери с собой записывать. Я буду занят, а ты смотри в оба. Поедем смотреть, как будут новый корабль спускать. Чем более запишешь любопытного, тем лучше.
–Так что ж мне писать, Ваше величество? Белый свет большой, потом хулить будете.
–В том-то и дело, что свет большой, дурак. По тому, что ты запишешь, я буду судить о твоих способностях. О том, что собака подняла хвост под кустиком, можно не писать. Пиши о том, что видишь полезного; что нам, русским, может быть интересным. Может, что путное и высмотришь. Напряги мозги свои куриные, думай, что может быть любопытного государю, отечеству нашему. А я посмотрю, что тебе интересно, и куда потом тебя приткнуть. Мало напишешь – батоги тебя будут ждать, улыбаться.
Возвратились затемно. Были на спуске нового огромного торгового корабля, который предназначался бороздить просторы мирового океана, доставлять пряности из Филиппин, шелк из Китая, кофий из Бразилии и многое другое.
Побывали в Голландском научном обществе – голландской академии наук, там показали расчеты и приборы, по которым корабли, пользуясь указанными расчетами и приборами, будут безошибочно определять свое местонахождение в безбрежном океане и прокладывать нужный курс к любому, самому маленькому островку.
Петр немедленно захотел купить сии приборы и расчеты, но голландцы вежливо отказали, ссылаясь на то, что приборы еще не испытаны достаточно. Потом были на званом обеде у штатгальтера Амстердама, где царь, бахвалясь и вызывая всеобщее, немного насмешливое восхищение, пил водку, перемешанную с ямайским ромом, из пивной кружки без закуски и с виду не пьянел. Затем побывали на товарной бирже, затем совершили морскую прогулку вдоль побережья, после которой царь заметно оклемал, и потом уж в карете доехали домой.
–Ванька! Снимай ботфорты! – тут же приказал царь, облегченно садясь на кожаный диван, что одновременно служил и постелею.
Орлов, кряхтя и сопя, долго маялся с ботфортами государя, от которых исходил совсем не царский дух. Наконец сообща сняли. Петр с удовольствием разминал набрякшие за день, слипшиеся от тесноты пальцы, красные подагрические шишки, испытывая сладостное ощущение телесной свободы.
–Чертов сапожник, – бормотал про себя царь.– Говорил же ему-тупице, давай попросторнее, мозоли уж набил.
–А ты заметил, Ванька, – сказал Петр громче, – что салазки едва не загорелись? Видно, плохо зачистили полозки или поскряжничали насчет сала или само сало дурное, как у Меншикова бывает.
–Да-да, Ваше величество, – радостно подхватил Ванька.– Корабль едва не остановился. Вот бы хохма была!
–И ты заметил, Ванька? – слегка удивился царь. А я-то думал, что мне показалось. Значит, и голландцы могут партачить? Конечно, здесь тебе не наши ялики строить, здесь всякое может быть. Бывает, вроде бы все предусмотрели – ан не идет и все тут. Хоть плачь. Столько сил, столько деньги вбухать, а корабль не плывет. Кроме умения еще что-то надобно – я даже не знаю, как сие назвать. Божие согласие, что ли. Слава богу, оно всегда с нами. Повозишься, повозишься да и поплыл кораблик. Да, Ванька?!
–Так точно, Ваше величество, – немедленно поддержал денщик. – Уж ежели вы взялись за дело – обязательно все поплывет, вот такой вы человек, Ваше величество.
–Не тебе, болван, рассуждать, какой я человек, – лениво возразил Петр и потом больше для себя: – да, бог меня благословляет, хотя иные придурки и вопят, что я супротив бога иду, что я чуть ли ни Антихрист какой. А сделал бы я что-нибудь ежели б ни божье напутствие? А, Ванька?
–Истинно так, Ваше величество! Как можна без божьего благословения?
–То-то и оно, дурак. Стели постелю да сюртук смотри хорошенько, клок шерсти уж выщипал. Завтра вечером вас всех выгоню вниз. Будет у меня аудиенция с некой дамой. Посмотрим, что получится, – пробормотал царь себе под нос плавающим голосом, из чего можно было судить, что государь не совсем еще отошел от званого обеда да и водки уже не требовал, что случалось не часто, так как только с помощью водки царю удавалось заснуть.
Постеля была тут же в комнате – просторный диван, обитый коричневой кожей, специально приготовленный на случай приезда царя. Подушка на лебяжьем пуху – подарок Екатерины – привезенная из России, (в Голландии таких не делали) да стеганное одеяло из овечьей шерсти, тоже кем-то подаренное. Иногда и одеяло не помогало, и Петр укрывался огромной медвежьей шубой – Меншиков уверял, что сам ходил с рогатиной на медведя, с которого и сделали шубу. Петр на медведя никогда не ходил, хотя ему многажды и предлагали сие удовольствие. Такая вот постеля царская была у Петра.
Еще долго тайные честолюбцы и русские наивные мечтатели будут представлять в своих грезах себя царями так: на роскошном ложе под китайским шелковым балдахином, на перинах и пуховиках в раззолоченных палатах со строгой стражей с острыми серебряными топориками по обе стороны опочивальни. И чтоб чирикали райские жар-птицы в золотых клетках, и чтоб рядом возлежала царица неописуемой красоты и благолепия, и чтоб во лбу у нее была звезда, сияющая, аки солнце.
А настоящие цари в большинстве своем спали, как царь Петр Алексеевич. Ему были не нужны ни золото, ни роскошные хоромы. Самый изящный экипаж, ежели в том была нужда, Петр одалживал у генерал-прокурора Сената Павла Ивановича Ягужинского, известного франта и бабника. Одалживал – сие мягко сказано. Просто посылал за каретой и ехал по своим надобностям. Царь мог месяцами жить во дворце князя Меншикова, не испытывая никаких чувств квартиранта. Он мог одолжить жену на ночь у любого сановника и сие почиталось за честь для подданного, ибо иначе считать не приходилось.