Петр Великий и Санкт-Петербург в истории России
Шрифт:
8 августа 1697 года Петр поселился в Саардаме, знаменитом своими верфями, но через неделю, из-за назойливого любопытства горожан, переехал в Амстердам, где стал работать на верфи Ост-Индской компании. Специально для царя-инкогнито на верфи был заложен фрегат, выстроенный и спущенный на воду при его ближайшем участии.
К началу зимы царь постиг основы голландского кораблестроения и получил второй аттестат:
«С 30 августа 1697 по 15 января 1968 года Петр Михайлов во время благородного пребывания своего на верфи был прилежным и разумным плотником, также в связывании, заколачивании, сплачивании, поднимании, прилаживании, натягивании, плетении,
Для изучения теории постройки кораблей Петр в январе 1698 года прибыл в Англию, где познакомился с английским королем, бывшим одновременно и президентом Голландской республики. Царь несколько раз встречался с королем, посетил английский парламент, осмотрел лондонские достопримечательности и 9 января переехал из Лондона в Дептфорд, маленький городок на берегу Темзы и почти три месяца проходил на местной верфи высший курс кораблестроения. Король подарил царю новейшую яхту, на которой Петр участвовал в устроенных специально для него больших маневрах английского военно-морского флота у Портсмута. Царь внимательно осмотрел корабли, гавани, доки, верфи, фабрики, заводы, Королевское ученое общество, арсенал, монетный двор, Оксфорд, Гринвич. Он охотно покупал для своих дворцов различные произведения западного искусства.
Царь Петр несколько раз встречался с епископом солсберийским Бернетом, удивив английского иерарха глубоким знанием Библии. Епископ позднее писал о встречах с российским государем:
«Он обладает такой степенью знания, какая я не ожидал видеть в нем. Он тщательно изучал святое Писание. Из всего, что я говорю ему, он внимательнее всего слушал мои объяснения о пределах власти христианских императоров в делах религии и о верховной власти наших королей. Он допускает, что иконам не следует молиться, стоит лишь за сохранение образа Христа, но этому образу должен служить лишь как воспоминание, а не как предмет поклонения. Я старался указать ему великие цели христианства в деле усовершенствования сердца человеческого и человеческой жизни, и он уверил меня, что намерен применить эти правила к самому себе».
Царь-человек весьма горячего нрава, склонный к вспышкам, страстный и крутой. Он еще более возбуждает свою горячность употреблением водки, которую сам приготовляет с необычайным знанием дела. Особую наклонность он имеет к механическим работам. Природа, кажется, скорее создала его для деятельности корабельного плотника, чем для управления великим государством».
21 августа Петр вернулся в Голландию и оттуда вместе с посольством 16 июня прибыл в Вену и несколько раз встретился с императором Леопольдом. В Вене царь получил известие об очередном стрелецком бунте, впрочем, быстро подавленном, и выехал в Москву.
Дипломатические задачи «Великого посольства» не были выполнены, но сам царь добился всего, чего хотел – побывал во многих странах Западной Европы, в основном протестантских, научился кораблестроению и морскому делу, познакомился с флотами великих держав и их инфраструктурой. Впечатления, полученные за полтора года, обогатили и изменили его духовный мир. Более всего поразили его технические достижения европейских стран, «материальная сторона европейской жизни».
Нельзя сказать, что в заграничной поездке Перт более всего интересовался вещами, чем людьми. Царь лично познакомился с несколькими европейскими государями и их придворным окружением, с видными промышленниками и купцами, с множеством простых людей.
С. Платонов писал о европейском путешествии Петра 1697–1698 годов:
«Петр ехал за границу, зная 14 ремесел, с грубыми от работы руками, с привычкой к военному делу, с навыком к работе на корабельной верфи. При этих условиях он мог толково и сознательно учиться европейской технике во всех ее специальных областях. Длительное пребывание Петра в Западной Европе обогатило его новыми техническими знаниями, дало ему хорошее знакомство с внешней европейской культурой, сообщило ему много сведений из области точных наук и медицины.
Правда, многомесячное пребывание в европейской среде не оставило и следа на нравах московской молодежи. За границей Петр приобрел выучку и знания, но не получил воспитания. Но после заграничной жизни он умственно вырос и созрел, и его природные способности вступили в фазу полного развития.
Во внутренней душевной жизни Петра, наряду с заграничными впечатлениями, глубокий след оставил, по-видимому, стрелецкий бунт 1698 года. На далеком Западе остались последние связи Петра с традиционным московским бытом; стрелецкий бунт порвал их совсем. Родина провожала Петра ропотом неодобрения, а встретила его возвращение прямым восстанием».
В августе 1698 года Петр прибыл в Москву. Всю осень шел жестокий розыск над стрельцами. Ещё летом 1698 года четыре стрелецких полка, переведенные из Азова в Великие Луки, повернули на Москву, ободренные слухами, что «государя за морем не стало». Стрельцы, «вроде бы получившие письмо» от Софьи с призывом ставить ее на царство, регентшей при малолетнем сыне Петра Алексее, сменили начальников и кричали «царя на Москву не пускать», и даже «убить».
В июне 1698 года стрельцы были разбиты гвардейцами под Воскресенским монастырем. Осенью 1698 года в Москве было казнено около тысячи стрельцов. Стрелецкие полки были расформированы. Царевну Софью постригли в монахини под именем Сусанна, доступ к ней был чрезвычайно затруднен.
Очередной стрелецкий бунт не прошел для Петра бесследно, наложив глубокий отпечаток и на его физическое состояние и на характер, Петр временами становился очень резким и раздражительным. Эти перемены отразились на приемах управления государством.
Разгром стрелецкого бунта 1698 года историки считают последней датой в истории Московского царства, начавшего поразительно быстро становиться Российской империей.
Вернувшись в Москву из-за границы, Пётр стал вводить в государстве и обществе европейские традиции и обычаи. Новшества на Руси вводили и Иван Третий, и Иван Грозный, и Алексей Михайлович. Иностранцев на русскую службу нанимали ещё во времена Дмитрия Донского – ими стали татары. Со времён Ивана Третьего нанимали и европейцев. С середины XV столетия освободившиеся от татаро-монгольского ига русские вступили в более близкие отношения в Европой. Русский историк конца XIX века П. Мельгунов писал:
“На каждом шагу русским приходилось обращаться к Западу. Захочет ли царь улучшить свою обстановку, и он не в состоянии этого сделать без иноземной помощи, приходится заимствовать не только внешние формы этикета, но и малейшие его подробности. В каком плохом состоянии находилось русское искусство в XV веке лучше всего видно из постройки московского Кремля итальянским архитектором Фьораванте. Русские люди были мастерами своего дела, когда нужно было воздвигать деревянные здания, и очень плохими знатоками в каменных работах, к которым были совершенно непривычны.