Шрифт:
Нелепые приветствия
И вот я снова пишу. Кто бы мог подумать, что мне хватит сил на еще одно вдохновение. Порой человеку не сделать и вдоха, так съеживает нутро от боли. А мне выпала удача испытать целое ВДОХновение. И это после всего, что мне пришлось… Так поприветствуем его величество, вдохновение! Да нет, что я говорю. Всё не то и не так. Собственно, здороваться я никогда не умела правильно. Сколько меня не учили, как ни старались, а выдрессировать меня так и не получилось. Подумать только, ведь это целое искусство – правильно представлять себя и красиво уходить. А в промежутках между этими важными церемониями еще и жить успевать. Да еще жить так, чтобы на бело и без ошибок. Тяжела ноша, вы так не думаете? Никогда не думала, что после жизни в шикарном особняке в самом престижном районе Москвы, с целой армией прислуги,
И все-таки, забудьте всё, что прочли выше. Попробую начать по-другому.
Здравствуйте! Я – знаменитая писательница. Возможно, поздновато начала, поэтому всё время везёт писать бестселлеры. Не представляете, как сильно мне хотелось поразить редакторов, получить положительный ответ от них и увидеть вновь напечатанную книгу. И каждый раз это получалось. Да, моё имя у всех на слуху. Мне удалось пройти «проверку на гениальность» у вершителей судеб господ издателей – издателей. Всё было просто. Но не потому ли, что я писала о придуманном мире, в котором мне уютно жилось. А сейчас, смотря не без гордости на все свои книги, понимаю, что ничего не сказала читателю о себе. Что ж, возможно, поэтому и возникла идея написать книгу – этакую «исповедь под псевдонимом». «Псевдо имя» даёт мне свободу. Это даёт мне право говорить, что хочу, не оглядываясь на редакторов, не ожидая от этой работы колоссального успеха. Более того, я делаю это и из любопытства тоже. Интересно, важна ли читателю судьба человека такая, какая она есть без прикрас, без фантастических миров, по которым герои путешествуют с той же лёгкостью, с какой обезьяны прыгают с лианы на лиану. Отсутствие громкого имени, прав и обязанностей, развязывает руки.
Дубль три. Еще раз всем здравствуйте. Это я – писательница с, до неприличия развязанными, руками. В этой книге я хочу быть предельно откровенной с вами. Будут сцены, которые, априори я не должна была описывать. Будьте готовы к тому, что я расскажу не о выдуманном мире, не о вымышленных героях. Я расскажу всю правду о себе. Говорят, что выносить сор из избы нельзя, мол, семейные тайны, оказывается, должны быть похоронены заживо. Нет! Я так не хочу, не умею. Не хочу уметь. Так позвольте же мне быть откровенной. Пусть иногда чёрно – белой, иногда цветной… Не побоюсь быть и бесцветной. Так хочется быть! Настоящей! Главное не стать одной из тех, от кого я убежала. С самого рождения я хотела убежать от них… Только сделав это, я перестала быть Улиткой.
Сегодня Прощёное воскресенье. В этот день, как известно, принято просить прощения друг у друга. Не скрою, я всегда так делала. Мне нравилось искренне просить прощения, осознавать своё прощение и молить прощение у того, кого невольно обидела. И вот что я заметила: как правило, прощение просит тот, кто ни в помыслах, ни на деле не сделал вам ничего плохого. А тот, кто сделал – попросту отмалчивается. Наверное, таким людям проще думать, что они по-прежнему правы, и что ты по-прежнему, дурак. Нет, я не хочу сказать, что меня с детства окружали только льстецы и глупцы. Были и честные, но почему-то они по сравнению с остальными занимали такие низкие должности, что их честности почти не было заметно. Одетые в тяжёлые одежды, они, закрывшись на все свои пуговицы, прислуживали тем, кого принято считать сильными мира сего. Вот и я из семьи таких сильных… Мне повезло родиться на свет Божий, но не повезло родиться в семье, которую я хоть и думала, что любила, но… Которая не замечая сути, мечтала вылепить меня по своему подобию. Я должна была стать одной из них. Я родилась, чтобы стать одной из них. Но я успела. Я смогла убежать. В никуда. Впопыхах. Без оглядки. На последнем издыхании. Но всё-таки я обрела свободу. Потеряв всё, что у меня было, я нашла себя. А разве можно обрести свободу как-то иначе? Единственное, за что я благодарна им, так это за имя, которое мне дали при рождении. Пусть из оригинальности, этакого непреодолимого желания отличиться перед знакомыми индюшками и прочей мишурой, но меня назвали именно так, а не иначе. Я люблю своё имя. Меня зовут Петра.
А сейчас я оставляю вас наедине с моей историей. Обещаю не перебарщивать ни с тоской зеленой, ни с неуёмным юмором, пока еще не переросшим, в сарказм ни с вялыми ремарками. Постараюсь найти ту самую золотую середину, или как вернее сказать, золотое сечение. Не хочется нарушать той магии, которая возникает между читателем и удивительным, манящим миром книжных героев. Да, я книжный герой. Я «окнижестивила» себя. Впрочем, если у вас до сих пор не пропало желание читать мою книгу, значит мы с вами одной крови. Значит, вы тоже хотите убежать от чего-то, или еще не решили захотеть, но близки к побегу… Как бы то ни было, по каким соображениям вы бы ни читали мою исповедь, я вам рада.
7 августа
Гуляя по утреннему лесу, я всё никак не могла надышаться свежестью. Как это прекрасно ходить по месту, пропахшему хвоей, ромашками и одуванчиками. И совсем неважно, что в августе все полевые цветы отцвели. Всё равно это место пахнет ими. Запах уже врос в деревья, в землю. Запах застыл в воздухе. Сейчас я понимаю, что он врос и в меня. Вы даже не представляете, как мне хотелось пропахнуть болотом, у которого так уютно квакали лягушки. Откуда это желание слушать кваканье «зеленых»? А впрочем, разве в этом есть что-то странное? Я знаю людей, которым нравилось смотреть на фигуры, в которых пересыпается песок. Разве не смешно? Сидеть в кабинете на сороковом этаже, вальяжно утопая в кожаном кресле, смотреть на пересыпающийся песок и ждать чего-то. Законсервированный песок кому-то помог? Или эти маятники, которые сплошь служат необходимым атрибутом типичных коробочных кабинетов. Разве что-нибудь может заменить запах хвойного леса? Прислонившись лбом к сосне, я закрыла глаза. Почувствовав, что мои ресницы упёрлись о шершавую кору, я обняла дерево обеими руками и прислонилась к нему щекой. Конечно, дерево слёз не проронило, не заплакала и я. Мы просто молча поняли друг друга. Воистину, «своим спокойствием сосна удлиняет себе жизнь» [1] . Конечно, это не моя мысль, но, я согласна с ней. Чувствуя безмятежность этого исполина, я тоже набиралась мудрости. Становилась спокойнее и разумнее.
1
Конфуций.
Больше всего я любила собирать росу с высоких зелёных травинок. Когда первый раз делала это, здорово порезалась. Оказывается, осока бывает острой, как бритва. Странно, но мне не было больно. Даже при виде капельки крови, я просто облизнула палец и вытерла его о куртку. С ума сойти! Я впервые испытала чувство наслаждения от того, что в моей голове больше не было мыслей. Моя голова освободилась от всего хлама, которым её насильно наполняли в том мире, из которого я убежала. Да, я сбежала. Но не как преступница! Я была узником, пичужкой, если хотите, которая, сидя в золотой клетке, инкрустированной бриллиантами, задыхалась. Пичужка-невидимка задыхалась от тяжёлого запаха дорогих духов то и дело приходящих поглазеть на меня людей.
Безвременье
– Смотри, я оп-п-пять п-п-порезалась, – отодвинув пальчик от себя на максимальное расстояние, я прищурилась. Мне так не хотелось смотреть на то, как капли стекают на стол, пачкая учебники.
– Это всего лишь кровь, дорогая. Не нужно паниковать. Я уже несу йод и вату, – спокойным голосом, ответила Лариса и поставила на стол баночку с жёлтым раствором.
– Я хо-хочу ду-дунуть на ра-ранку. Можно я дуну? Ну можно, можно? – настаивала я. Это были те редкие минуты, когда я могла поканючить, как избалованный ребёнок. Да почему избалованный. Как самый обычный ребенок.
– Ну давай. Только дуть нужно сильно-сильно, чтобы зажило, – Лариса гладила меня по голове, и я чувствовала себя ребёнком.
– А ко-ко – когда ра-ра-ранка заживёт? Ск-к-коро?
– Не успеешь и оглянуться, как на утро всё пройдёт. Вот увидишь, Петра. А сейчас давай поищем новую тетрадку.
Услышав громкий женский голос, Лариса вздрогнула. Я видела, что её добрые глаза скользнули по мне нежной пеленой и застыли в напряжении.
– Вот и наша мама вернулась, – стараясь говорить весело, сказала она и встала у моего стола, как привратник становится у ворот.
Открылась дверь. Запах дорогого парфюма моментально заполнил комнату. Женщина с белоснежной улыбкой на загорелом лице зашла в комнату. Гордо закинув голову, она рассыпала копну чёрных волос на плечи. Поправив причёску холёными пальцами рук, она надула пухлые губы так, словно хотела пить. В такие моменты мать мне напомнила рыбку, которая глотая воздух в аквариуме, то и дело оттопыривала губы в инстинктивном желании набрать, как можно больше кислорода.
– Что здесь у нас? – командным тоном спросила она, сев нога на ногу на стул, который я ненавидела.