Петру Великому покорствует Персида
Шрифт:
— Кардинал очень стар, — уныло заметил Кампредон. — И от него далеко не всё зависит. При королевском дворе есть более влиятельные персоны, нежели кардинал. Это они диктуют свои требования.
Шафиров деланно рассмеялся:
— Они не ведают выгоды. Ежели наши дворы породнятся, то будет союз, пред которым склонится вся Европа. Могущественный союз! Государь получил уже немало соискателей руки своих дочерей.
— Мне это известно, — качнул головой Кампредон. Но Шафиров, не обратив внимания, продолжал:
— Испанский двор предлагает руку инфанта, прусский — своего наследного принца. Наконец, весьма важный претендент — герцог Голштинский. Государь покровительствует
Словом, у нас есть выбор, — закончил Шафиров, — И я искренне советую не испытывать терпение моего государя. Вам прекрасно известен его нрав: он не терпит препятствий, недосказанностей и виляния. Ежели ваш кардинал и те, кто за ним стоит, не пойдут на уступки, он круто повернёт в ту сторону, которая ему приглянется.
Маркиз согласился. Да, он представит соображения, высказанные вице-канцлером, королевскому двору, находя их разумными. Лично он — и в этом почтеннейший Пётр Павлович не должен нисколько сомневаться, — за родственный союз России и Франции, ибо предвидит происходящие от сего выгоды.
— Кстати, дорогой барон, такой брачной союз уже был некогда заключён между нашими государствами, — с улыбкой заметил он. — Да-да, правда это было много веков тому назад. Но тогда дочь Ярослава Мудрого Анна Ярославна взошла на французский престол под именем королевы Анны, и её правление оставило благоприятный след в нашей истории.
— У вас прекрасная память, маркиз, благодарю вас, — рассеянно отвечал Шафиров.
Выражение озабоченности, погасшее было на время разговора, опять всплыло на его лице. От Кампредона не ускользнуло это. Он тотчас, как только Шафиров заговорил, в самом голосе и тоне его почувствовал напряжённость, между тем как прежде вице-канцлер был сама благожелательность.
Несомненно, на его благожелателя обрушились какие-то неприятности. Эхо их доносилось до иностранных министров, у коих были свои осведомители из числа сенаторов либо их помощников-секретарей.
Он решился спросить напрямик, без обиняков, которыми уснащались обычно разговоры между дипломатами.
— Прошу прощения, любезнейший барон, но от меня не могло укрыться, что вы претерпеваете некие служебные неприятности, не так ли?
— Ох, маркиз, оно в самом деле так. Вам, как моему истинному другу, откроюсь, но прошу всё мною сказанное оставить меж нами.
— О, разумеется, разумеется. Я никогда не осмелился бы злоупотреблять вашей доверительностью.
— В Сенате составился заговор противу меня. Во главе этого заговора — светлейший князь Меншиков, вот что самое неприятное. Он известный интриган, мздоимец и грабитель. — Шафиров распалился, всё повышая и повышая голос. — Но вся беда в том, что государь словно бы закрывает глаза на его проделки. Меншиков подольстится, в крайнем случае отведает дубинки, и всё ему сходит с рук. Давеча его уличили в том, что его люди чеканят фальшивую монету и под видом серебряной отправляют её войску в Перейду и в Астрахань. И что же? Ничего!
— Может, ваш государь не знает об этом? — Маркиз был удивлён.
— Государь всё знает, что знать хочет, — отмахнулся Пётр Павлович. — Но разве ж это всё? А почепское дело, кое я разоблачил по велению самого государя. Я его нелицеприятно исследовал и представил его величеству, что князь, пользуясь своею властью, приписал себе великое множество земель, вовсе Почепа не касающихся. И вестимо нашёлся
Шафиров впал в ажитаци и, машинально сорвав с головы парик, стал размахивать им и перешёл на крик.
— Зная мою ревность к интересам государя, они все напали на меня!
Он побагровел, он задыхался, казалось, его вот-вот хватит удар. Кампредон встревожился. Он понял, что если сию минуту не остановить излияния Шафирова, то его хватит кондрашка.
Воспользовавшись тем, что вице-канцлер на мгновение потерял дар речи, маркиз встал, подошёл к нему и опустил ему руку на плечо. То был несомненно дружеский жест, и он произвёл своё действие.
Маркиз произнёс как можно более участливо:
— Всему виною ваша горячность, барон. Вы взрываетесь как вулкан. А в собрании особ, каков ваш Сенат, это должно производить неприятное действие. Таким поведением вы отталкиваете от себя ваших возможных сторонников. А они у вас есть, я в этом совершенно убеждён. У князя Меншикова по причине множества его отрицательных черт слишком много недоброжелателей.
И маркиз, желая дать время вице-канцлеру остыть, продолжал:
— Я вообще удивляюсь странной привязчивости вашего государя к князю Меншикову. Тут есть, несомненно, какая-то загадка. Ваш повелитель, привлекающий к себе на службу талантливых и образованных людей, поставивший своей высшей задачей просвещение своего народа, сделал своей правой рукой человека, не умеющего ни читать, ни писать. И как бы ловко князь ни пытался это скрыть, его полная безграмотность известна не только в узком кругу царедворцев, но и всем иностранным министрам. А от них, можно сказать, всему просвещённому человечеству.
— Э, — Шафиров махнул рукой, — князь этому, как вы говорите, просвещённому человечеству весьма ловко втирает очки. Я для истории списал кое-что. Прошу несколько погодить, я тотчас вам представлю.
И он, вскочив с непривычной для его тучности резвостью, подошёл к книжному шкафу и достал оттуда рукописный фолиант.
— Здесь я списываю некоторые куриозы и примечательные случаи нынешнего царствования. Исключительно для памяти своей и потомков моих. Вот извольте. Вам, разумеется, знакомо имя знаменитого не токмо в своём отечестве, но и повсеместно английского учёного сэра Исаака Ньютона. Так вон: он прислал князю Меншикову патент на диплом об избрании его почётным членом Королевского общества. В письме были таковые слова: «Могущественному и достопочтеннейшему властителю господину Александру Меншикову, Римской и Российской империи князю, первому в советах царского величества, генерал-фельдмаршалу, обладателю множества покорённых земель, кавалеру многих орденов и прочая Исаак Ньютон с поклоном сообщает.
В связи с тем, что Королевскому обществу стало известно, что Его Царское Величество государь Ваш с величайшим рвением развивает в своём государстве искусства и науки и что Вы ревностным служением помогаете ему не только в управлении государственными делами, военными и гражданскими, но прежде всего в развитии наук и распространении хороших книг... что Ваше превосходительство по высочайшей просвещённости, особому стремлению к наукам... желали бы присоединиться к нашему обществу... все мы собрались, чтобы избрать Ваше превосходительство единогласно... И теперь мы подтверждаем это избрание дипломом, скреплённым печатью нашего общества...» Каково, а? — И Шафиров залился мелким смешком, так что живот его заколыхался. — Нет, вы подумайте: «по высочайшей просвещённости, особому стремлению к наукам»! А он с величайшим трудом выводит свою фамилию: этому его кое-как выучили.