Петуния Дурсль и совиная почта
Шрифт:
— Знаете, по-моему, в этих правилах явно есть изъян, — начала Петуния, но Альбус прикрыл ей рот рукой.
— Не обижай фанатов игры, когда находишься на ней самой. Это очень рискованно.
Петуния пожала плечами и заметила, как некоторые зрители покидают трибуну. Среди них маячили две кудрявые головы Джорданов. Роза цыкала и вертелась, и даже Мистерио обернулась, нашла глазами одноклассницу и состроила ей сочувствующую гримасу.
— Так, я отойду ненадолго, — решилась Питти и начала пробиваться к ближайшему спуску, иногда
Игра была настолько неинтересной, что ее движения вызывали больше внимания, чем творящееся на поле. Видя десятки пар пялящихся на нее глаз, девочка решила, что возвращаться она не будет. Пройти в одиночку обратно, ловя презрительные взгляды, было выше ее сил. Но ведь она уже выбралась из ряда и спустилась на пролет, а надо было предупредить мальчиков, чтобы не пошли ее искать. Повернувшись, Петуния помахала кузену:
— Ал, съешь все за меня.
— Почему?
Услышав его четкий голос, Петуния поняла, насколько тихо на трибуне. И как ее хорошо слышно. Поэтому сказать задуманное "Мне скучно" она не осмелилась.
Из ряда пониже выбралась староста Хаффлпаффа. Питти забыла ее имя. Их взгляды на миг встретились, и девочка подумала, что было бы неплохо выбраться с поля вслед за ней, ведь старшекурсница точно знает дорогу, при ней никто Петунию не обидит, а еще, если повезет, она тоже держит путь в гостиную и сама откроет несчастный проход через бочки.
— Я не вернусь, — быстро ответила она кузену и поторопилась за старостой.
— Эй, ты чего? — Альбус встал с сидения. Скорп последовал его примеру, но пока оба не двигались с места.
Петунии становилось все более не по себе.
— Я пойду. Я устала.
Она, все еще глядя на друзей, продолжала спуск. Почувствовав подножку, Петуния мысленно выругалась. Катясь по грубо сколоченной деревянной лесенке, она думала: "Опять. Опять. Опять, Питти, опять ты попалась на такую тупую забаву, как подножка!" Злость на себя была ярче боли от ударов о лестницу и смеха буквально всей школы, следившей за ее эпическим падением. Почему-то в какой-то момент ступени закончились, и Петуния просто полетела в бездну.
Она совсем забыла, что нижние ряды трибуны для квиддича начинались на десятом футе от земли*.
В ту самую секунду, как несчастная Петуния, пролетевшая вниз головой с трибуны, приземлялась на твердое поле, под ней (трибуной), буквально на той же широте, была организована очередная внеочередная сходка. Присутствующих было, к счастью, мало (хотя кое-кто хотел бы, чтобы их было еще меньше): Гриб, Рыжий, Красавец и Красавица с укором смотрели на Клемента, будто он был в чем-то виноват. Последней явилась Зуб.
— Ты прекрасно видел, что она творит, — злобно проговорила она. — Рыжий, скажи ему!
— Что тут и говорить! Очевидно, что приударить за объектом
— Это ещё целых два года! — вознегодовал Клемент. — У меня будет совсем мало времени!
— А что ты предлагаешь? — вскричала Зуб. Она сделала это как раз тогда, когда толпа снаружи резко затихла.
— Тише! Я предлагаю следовать протоколу и не встречаться на территории школы. Это опасно! Мы договорились общаться через Фею. Кстати, где она сама?
— Посчитала слишком опасным исчезать из виду. — Рыжий пожал плечами.
— Тебе тоже пропадать из виду опасно. Твоя сестра потом не будет спрашивать, где ты был? — Клемент сощурился.
— Что-нибудь придумаю!
— Да не кричи ты! — Клемент был зол. И продолжал злиться.
Несмотря на гуляющий ветер, все почувствовали духоту.
— Клем, ты опять…
Слова, сказанные Зубом с придыханием, казалось, подействовали. Клемента отпустило.
— Эх, как жаль… — покачал он головой.
— Чего тебе жаль? — не выдержала Красавица.
— Жаль, что перевелись в наши времена молодые волшебники, способные заколдовать галеоны для связи!
— А почему сам не заколдуешь? — поправив челку, осведомился Гриб.
— Не горазд! Не все же мне одному делать!
— Ну если и ты… — начал Рыжий, но Клемент его перебил, будто и не слышал:
— Нам не хватает Гермионы Грейнджер. Или хотя бы той, кто будет на нее похожа!
— Во-первых, уже не Грейнджер, — задрал Красавчик палец. — Во-вторых, ей сколько, двадцать с хвостиком?
— Она оставила девичью фамилию, вообще-то. И ей тридцать восемь, — вставила Красавица, которая вечно знала то, что никому не надо.
— В школе она не учится, — умозаключил Красавчик.
— А то мы не знаем! И это большое для меня горе! — продолжал причитать Клемент.
— Откуда ты знаешь, горе или нет? Ты с ней не знаком, — ответил на то Гриб.
Зуб, чесавшая подбородок, подняла руку. Организатор кивнул, давая ей слово.