Петуния Дурсль и совиная почта
Шрифт:
— Сколько тебе лет, Клемент?
— Какой странный вопрос. Я на четвертом курсе, значит, четырнадцать, — как-то сбивчиво ответил он.
— Это, конечно, дичайшее клише, но… И давно тебе четырнадцать?
Все уставились на Клемента, и он воинственно выдержал их взгляд.
— Меньше года.
Пауза затянулась. Все продолжали выжидательно смотреть на
— Ну? — не выдержал Клемент.
— Ничего, — отозвалась Зуб. — Просто интересно.
Все еще немного помолчали. Казалось, на поле возобновилась игра: трибуны зашумели, мячи засвистели.
— Раз уж мы рискнули собраться, может, все-таки решим что-нибудь? — предложила Зуб. — Понятно же, что старый план привести в действие нереально. Возьмемся за объект номер четыре. Она кажется перспективной.
— А кто голосовал за упразднение объекта? Нет. Я изучил его** родословную. Это не то, что нам нужно.
— Она имеет связь с объектами, хоть и косвенную.
— Смотрю, ты перестала обезличивать объект номер четыре, — недовольно заметил Красавчик.
Зуб не ответила.
— Я же сказал ничего не предпринимать. — Клемент сверкнул глазами. — Не помню, чтобы давал тебе задание сблизиться с объектом.
— А я это сделала бы и без задания. Она мне нравится. — Зуб снова сложила руки на груди.
— Так не пойдёт, Зуб.
— Да ладно тебе, — неожиданно вмешалась Красавица. — Пусть она делает, что хочет, если это не вредит плану.
— Которого, кстати, нет, — сказал Красавчик. На удивление, Красавица согласилась с ним.
Клемент задумался. Он оглядывал присутствующих блестящими глазами, казавшимися черными в полумраке. Он понимал, что впервые за всю историю организации у него нет плана. Его это пугало. По-настоящему пугало. За всю свою жизнь он не испытывал такого состояния зыбучести, как теперь. Даже учитывая годы относительного детства, которые дались ему нелегко.
Ему нестерпимо захотелось сыграть в шахматы, но на поле не было ни одной пешки, ферзь повержен, а дрожащий от страха король стоял в окружении фигур противника. Это казалось безоговорочным матом. Все было даже хуже, чем когда он начал свою кампанию годы назад. Что же делать?
Зуб стояла напротив, сверля его красивыми светлыми глазами. Будто прочитав его мысли, она сказала:
— Может, просто пока понаблюдаем за ней?
Долгую минуту организатор молчал. Потом кивнул, вызвав вздохи облегчения
— Рыжий. Задание приударить в силе.
— За номером четыре?! — не веря своим ушам, спросил тот.
— Да.
Красавчик свистнул. Красавица с ухмылкой заметила:
— Лаконично.
Рыжий стоял, опустив голову.
— Не думай, что я не знаю, — снова сверкнув глазами, добавил Клемент. И пока никто не спросил, о чем он, сказал: — Объявляю сходку закрытой. Красавцы, вы первые. Затем Гриб, Рыжий, Зуб и последним я. В путь, — он показал первым на выход.
Петуния плыла. Плыла в тишине и покое. И вдруг будто через сто слоев ваты ее вытащили на свет божий. Если бы она помнила, как родилась, то сравнила бы нынешние ощущения именно с моментом своего рождения. Холодно, неуютно, непонятно. И очень, очень больно. Ей показалось, что голова, укутанная в мягкий густой мех, вдруг отделилась от тела и упала на горячие угли, а в уши тем временем заливалась ледяная вода.
Кто-то звал ее по имени, но она не могла даже понять, в реальности слышит это или во сне.
— Фитцкрутер, отойдите! — Строгий голос, тихий, как сама смерть.
"Я умираю?" — хотела спросить Питти, но губы не двигались.
— Хорошо, директор, — ответил тем временем Фитцкрутер и, видимо, отошел, потому что где-то на периферии замаячил свет, ранее загораживаемый парнем.
— Питти! — Это была Клементина.
— Ду-усль! — с придыханием позвала Триаль, как обычно, не стараясь выговорить букву "р".
Петуния усмехнулась, сама точно не понимая, чему. Может, тому, что такая знаменитость, как дочка посла, вдруг обратила на нее внимание.
— Жива? Ну слава Мерлину. Как же я напугался! — кажется, это был Альбус. Но это не точно.
— Петуния! Петуния, ты слышишь меня? — еще один знакомый голос.
— Скорпи… — на большее сил у нее не хватило.
Кто-то взял ее за правую ладонь, сжал, будто тисками, и по телу разлилась очередная волна боли. Она застонала.
— Локоть вывихнут. Поттер, лучше отпустите ее, — сказала какая-то взрослая женщина, загородившая капающую с неба воду.
— Да, мадам Помфри, простите, — сбивчиво ответил ей Ал.
Петуния чувствовала, как сознание все сильнее вталкивается в бренную оболочку, которую оно покинуло при встрече тела с твердой землей. Она хотела сказать, что ей поставили подножку, но кто-то мягко остановил ее попытки, попросив не вырубаться и копить силы. Она послушалась. Как легко было повиноваться просьбе ничего не делать.
— Несколько ребер, локоть, может быть, трещина в бедре. Она приземлилась на правую сторону, так что там множественные повреждения. Как хорошо, что девочка успела сгруппироваться, иначе бы сломалась пополам. Такие переломы я бы до Рождества не вылечила. Палочка цела? Это куда важнее.