Певцы Родины
Шрифт:
былинах о трех богатырях, в песне о вещем Олеге, в сказке об Аленушке. Может
быть, это сентиментально, но таким меня уж возьмите".
Принадлежность делу народному, сокровенная связь с ним. Вот слова, в
которых особо остро и проникновенно звучит любовь Васнецова к родине.
"Мне было радостно в полной мере ощутить эту неразрывную связь с моим
народом. Эту радость я испытал на открытии на Страстной площади памятника
Пушкину. С необычайной глубиной
маленькая, но неотъемлемая часть того великого, чем являются для нас и
Пушкин и стоящие у подножия его памятника Тургенев и Достоевский..."
Скромность художника не поза. Васнецов был человеком сильным и
талантливым, и в то же время застенчивым и простодушным. Он увлекался,
влюблялся в свой замысел. Искал, мучился, радовался.
Автопортрет... 1873 год. Автору двадцать пять лет.
Строго, немного грустно глядит на нас молодой человек. Русые волосы
обрамляют худощавое лицо. Впалые щеки бледны, но это не означает немощь или
вялость. Нет. Молодой вятич силен. Это ему сказал Савва Мамонтов: "Если бы
ты не был художником, из тебя бы вышел славный молотобоец".
Выросший в далекой вятской глуши, юноша приехал в столицу со своим
особым миром образов - цельным, ярким, неповторимым. Казенный, холодный,
неприветливый город заставил его замкнуться. Но Васнецова нельзя было
назвать робким. Достаточно вглядеться в крупные черты его лица, чтобы
обнаружить недюжинный характер и волю.
Молодому вятичу повезло. С первых шагов в искусстве его заметили и
полюбили Крамской, Репин, Поленов, Чистяков. Полюбили за чистоту и
молчаливую ясность, которая свойственна натурам цельным.
Один из самых строгих ценителей живописи, Крамской, писал Репину:
"...Наше ясное солнышко - Виктор Михайлович Васнецов. За него я готов
поручиться, если вообще позволительна порука. В нем бьется особая струнка;
жаль, что нежен очень характером, - ухода и поливки требует".
"Ясное солнышко". Надо было быть поистине хорошим человеком, чтобы
заслужить у такого строгого судьи, каким был порою довольно жесткий
Крамской, столь лестный эпитет. Искренность, предельная честность, свежесть
чувств, умение мечтать - все эти свойства Васнецова привлекали к нему
друзей, помогавших ему в трудные минуты.
.. Любопытно, что большинство друзей Васнецова, чувствуя в нем большой
и оригинальный талант, вовсе не догадывались о той огромной внутренней
борьбе, которая происходила в душе их сверстника и ученика. Они считали, что
миссия молодого мастера в искусстве - это продолжение добрых
передвижнического жанра в духе Мясоедова или Маковского. От них было скрыто,
каких усилий стоило Васнецову продолжать писать "маленькие жанры". Они,
естественно, не предполагали, что ему предстояло принять очень важные
решения.
В 1898 году Васнецов сказал: "Как я стал из жанриста историком,
несколько на фантастический лад, на это точно ответить не умею. Знаю только,
что в период самого яркого увлечения жанром в академические времена в
Петербурге меня не покидали неясные исторические и сказочные грезы...
Противоположения жанра и истории в душе моей никогда не было и стало быть не
было и перелома или какой-нибудь переходной борьбы во мне не происходило..."
Известно, что время сглаживает самые острые ситуации в жизни. Поэтому
не будем ставить в вину мастеру, забывшему, очевидно, за двадцатилетней
давностью свое отчаянное письмо к Крамскому, написанное в Москве, куда он
уехал из Петербурга в 1878 году:
"С каждым днем я убеждаюсь в своей ненужности в настоящем виде. Что
требуется, я делать не могу, а что делаю - того не требуется. Как я нынче
извернусь - не знаю, работы нет и не предвидится".
Крамской немедля ответил. Он был встревожен ду-шевным состоянием
Васнецова, но счел его временным малодушием художника, призванного, по его
мнению, создавать полотна в духе школы передвижников.
"Почему же вы не делаете этого?
– писал он, имея в виду прежнюю работу
Васнецова над жанром.
– Неужели потому, что не можете? Нет, потому что вы
еще не уверены в этом. Когда вы убедитесь, что тип и только пока один тип
составляет сегодня всю историческую задачу нашего искусства, вы найдете в
своей натуре и знание, и терпение - словом, вся ваша внутренность направится
в эту сторону, и вы произведете вещи поистине изумительные. Тогда вы
положите в одну фигуру всю свою любовь, и посмотрел бы я, кто с вами
потягается".
Крамской, возможно, как и другие, просто не почувствовал, не услыхал
внутренний голос Васнецова. Он не предполагал, к какому огромному
творческому взрыву уже был готов художник, а потому от всего сердца,
по-дружески уговаривал его не блуждать, а идти по проторенному пути.
Пристально вглядывается в нас двадцатипятилетний Виктор Васнецов с
автопортрета. Догадываемся ли мы о его самой заветной мечте, самом
сокровенном желании поведать людям новую красоту русского народного эпоса?