Певцы Родины
Шрифт:
судить, конечно, не мое дело, но всем моим художественным существом я
пытался показать, как понимал и чувствовал прошлое! Мне хотелось сохранить в
памяаги народа былинную Русь!"
Конец XIX века. Середина девяностых годов. Давно было закончено панно
"Каменный век" для Исторического музея в Москве, работа по-своему уникальная
в истории мирового искусства. Подходят к концу грандиозные росписи
Владимирского собора в Киеве. Наконец Васнецов может исполнить
мечту: построить дом-мастерскую в Москве. В 1894 году он привозит туда из
Киева "Богатырей"...
"Это был один из счастливейших дней моей жизни, - восклицает
Васнецов, - когда я увидел стоящих на подставке в моей просторной, с
правильным освещением, мастерской милых моих "Богатырей". Теперь они могли
уже не скитаться по чужим углам, не нужно было выкраивать для них подходящее
место в комнате. Мои "Богатыри" стояли, как им нужно стоять, были у себя
дома, и я мог подходить к ним и с любого расстояния рассматривать их
величавую посадку... Работалось мне в новой мастерской как-то внутренне
свободно. Иногда даже пел во время работы. Главное, уж очень хорошо было
смотреть на моих "Богатырей"; подойду, отойду, посмотрю сбоку, а за окном
Москва, как подумаю, - сердце забьется радостно!"
"В предшествующие годы я работал над "Богатырями", может быть, не
всегда с должной напряженностью... но они всегда неотступно были передо
мною, к ним всегда влеклось сердце и тянулась рука! Они... были моим
творческим долгом, обязательством перед родным народом".
"Молодчага, - говорил о нем С. И. Мамонтов.
– Отгрохать такую штуку,
как киевские росписи, и говорить не об отдыхе, а о том, что ему хочется
писать и писать, - это может, Пожалуй, только коренной вятич с его
медвежьими ухватками!"
Приближалось пятидесятилетие Васнецова, и художник заканчивает холст к
сроку. В 1898 году "Богатыри" начали свою вечную жизнь.
...Богатырская застава. Земля во всю ширь любовно раскрыла ладони
кряжистых холмов, словно оберегая сынов своих. Гудит степной ветер, гонит
прочь грозовые тучи. Широк размах крыльев парящего орла. Широк разлет плечей
богатырских. Крепка их стать. Будто выросли они из самой земли отцов своих.
Так слиты воедино витязи, кони, мать сыра земля... Такова их былинная мощь.
Алексей Максимович Горький писал Чехову в 1900 году:
"Я только что воротился из Москвы, где бегал целую неделю, наслаждаясь
лицезрением всяческих диковин, вроде "Снегурочки" и Васнецова, "Смерти
Грозного" и Шаляпина, Мамонтова Саввы... Для меня театр, Васнецов... дали
ужасно много радости...
поэта. Его Боян - грандиозная вещь. А сколько у него еще живых, красивых,
мощных сюжетов для картин. Желаю ему бессмертия!"
...Посетите в любой день Третьяковскую галерею. Зайдите в зал
Васнецова. Вы увидите в восторженных, счастливых, задумчивых, радостных
лицах посетителей живое подтверждение бессмертия этого богатыря русской
живописи.
Михаил Врубель
Есть художники, которые входят в нашу жизнь навечно. Время не вольно
стереть в сердцах людей память о любимой мелодии, книге, картине. И чем
глубже постигаем мы окружающий мир, тем сильнее испытываем чувство
благодарности к людям, проложившим дорогу к пониманию прекрасного...
Чудесным русским художником, создавшим произведения, полные поэзии и
симфонического звучания, художником, обладающим изумительным даром видеть и
отражать красоту жизни, был Михаил Александрович Врубель.
Судьба его сложилась трагически, а творчество полно противоречий и
драматизма. Он работал в трудную пору жестокой реакции. Художник ставил
своей целью "будить душу от мелочей будничного величавыми образами". Врубель
мечтал создать монументальные произведения, воспевающие человека и природу.
Умер он рано, не успев создать многого. Но то, что им сделано, волнует и
чарует нас и сегодня...
Холоден, суров январский Петербург. Порывистый, злой ветер дул с Невы,
гнал по небу грязные клочки туч, гудел в чугунных оградах, бросал в лицо
прохожим пригоршни ледяных брызг, срывал шляпы с пешеходов.
Особенно неуютно в ненастье, если нужда гонит тебя за тридевять земель,
а сапоги твои худы, и вместо тепла и ужина дома ждут неоконченные работы,
долги.
Когда Врубель вошел в свою каморку, начинало смеркаться. Только за
черными домами, у самого горизонта, еще пылали розовые лучи вечерней зари.
Ветер прорвался в пустую прихожую, хлопнул дверью, пошелестел в куче бумаг,
сваленных в углу, завыл в печной трубе, и ветхий дом наполнился вдруг
томящими душу странными звуками.
"Милая, милая моя Нюта, - писал Врубель сестре. - Я до того занят
работою, что чуть не вошел в Академии в пословицу... ничего не зарабатывая,