Певцы Родины
Шрифт:
в саженном холсте. Увидеть в толпе такую нужную, единственную, заветную
натуру. Рассмотреть в массе знакомых друга, товарища. Не проглядеть злодея.
Воля. Неодолимая, непреклонная в твердых скулах, суровой линии рта,
самой осанке - не манерной, но гордой. Труд полувековой, непрестанный
оставил на челе след забот каждодневных, неуемных... Это он сказал как-то о
своей работе:
"Если бы я ад писал, то и сам бы в огне сидел и в огне позировать
заставлял".
взлета и горечи падений.
Художник мечтает переехать жить на родину, в Красноярск, подальше от
столичной суеты. Мечтает написать "Красноярский бунт". Полон замыслов
"Пугачева". Через год, в 1914 году, он скажет о последнем путешествии по
любимой Сибири:
"Сегодня по Енисею плавали на пароходе. Чудная, большая, светлая и
многоводная река. Быстрая и величественная. Кругом горы, покрытые лесом. Вот
если бы вы видели! Такого простора нет за границей".
Далеко в века глядит предельно честный, простодушный, мудрый человек,
коренной сибиряк Суриков...
Виктор Васнецов
Гудит степь под копытами могучих коней. Полдень. За синей грядой
холмов-великанов блеснула зарница. Ударил гром. Жаркий ветер разметал
косматые гривы лошадей. Положил, примял седой ковыль. Тронул с места
белоснежные громады туч. Богатырская застава... Ни ворогу, ни зверю не
пройти, птице не пролететь.
Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович. Богатыри... Бескрайняя
степь раскинулась перед ними. Почему насуплены густые брови Ильи? Куда так
пристально глядят витязи? Что зрят они? Не будем гадать... Подъял мощную
длань старый казак Илья, вонзил орлиный взор в неведомую даль. Тронул из
ножен широкий меч Добрыня. Приготовил каленую стрелу Алеша.
Гордо застыли степные орлы на седых камнях, венчающих древние курганы.
Клубятся свинцовые грозовые облака. Дрожат молодые побеги елей... Еще миг -
и тронет поводья Муромец. Зазвенит меч Добрыни, и запоет стрела, пущенная
рукою Алеши. Грянет бой!
Миг покоя... Он напряжен, как тетива лука. Только кровавый глаз
неистового Бурушки, коня Ильи Муромца, говорит о том, какого напряжения
стоит это минутное ожидание, это кажущееся спокойствие... Неодолимая,
страшная сила запрятана, закована в эти мгновения перед сечью. Добродушны,
простосердечны богатыри. Они бы рады решить все миром,
крови. Но обид нельзя прощать, нельзя потакать ворогу.
Богатыри... Вот они во всем величии затаенной силы, беспредельной мощи,
удесятеренной верой в правое дело. Былинные, вечные.
Такими их создал художник Виктор Михайлович Васнецов. Почти век прошел
с тех пор, как в далеком Париже, в миг острой тоски по отчизне, в считанные
минуты, на глазах ошеломленного Поленова художник написал эскиз будущего
полотна. Это было прозрение, и большой живописец Поленов понял, что
присутствует при рождении картины небывалой.
– Что, полюбился эскиз? Возьми, - промолвил Васнецов, протягивая
небольшой холст другу.
– Спасибо. Но после того, как напишешь картину, - ответил Поленов.
Так на чужбине, в парижской студии, начали свою вечную жизнь
"Богатыри". Пройдет без малого четверть века, много испытаний предстоит
преодолеть автору будущего полотна, но настанет миг, когда великий труд
будет окончен и. картина придет к людям.
Виктор Васнецов... Огромен, неоценим его вклад в сокровищницу русской
культуры. Ему принадлежит слава открытия в нашей живописи волшебного мира
былин, сказок, преданий. Это он широко распахнул двери мечте.
Глядя сегодня на "Утро стрелецкой казни" и "Боярыню Морозову" Сурикова,
"Грачей" Саврасова или "Вечерний звон" и "Золотую осень" Левитана, мы
воспринимаем это как нечто вечное, всегда существовавшее с нами. Эти
живописцы были подобны первопроходцам, открывавшим новые земли. Таким
Колумбом мечты в русской живописи был Васнецов.
– Я художник девятнадцатого века. В новом веке - новые песни, и я едва
ли теперь сумею их спеть. Хорошо, если я смогу показать, что чувствовал и
чем жил в своем веке!
Однако пойдите в Третьяковскую галерею. Загляните в зал Васнецова и
побудьте там хотя бы полчаса. Вас поразит магнетическая сила холстов
живописца. Вы увидите сложнейшую гамму чувств, пробуждаемую в людях самых
разных возрастов. Все они всматриваются в картины Васнецова, будто увидели
что-то давно знакомое, родное. Люди подолгу простаивают у полотен "Аленушка"
или "Богатыри", о чем-то шепчутся друг с другом и уходят с лицами
радостными, просветленными.
Рождение этих, как теперь ясно, столь необходимых и хрестоматийных
картин было нелегким, а порою драматичным.
"Во мне нет ничего исторического, - говорил Васнецов.
– Я только хочу
сохранить родную старину, какой она живет в поэтическом мире народа: в