Певцы Родины
Шрифт:
народная комедия "Блоха". Яркий, звенящий поток смеющегося цвета.
Перед зрителями предстал во всей первозданной красе русский лубок -
радужный, острый, простой. Он был бесконечно далек от стилизации "под
народность". Это была сама лесковская Русь - песенная и талантливая. В те
дни спектакль был откровением, открытием.
Постановщик спектакля режиссер Алексей Дикий говорил, что он мыслил
себе "Блоху" как представление-лубок. Поэтому пришлось забраковать эскизы
декораций,
"натурально". Тогда-то и решили обратиться к Кустодиеву.
И вот в дирекцию театра привезли наконец, большой ящик с эскизами.
Собрались все, так как было известно, что от художника теперь зависит, быть
или не быть спектаклю.
"...Открыли ящик - и все ахнули. Это было так ярко, так точно, что...
роль... режиссера, принимавшего эскизы, свелась к нулю - ...нечего было
исправлять или отвергать... Художник повел за собою весь спектакль, взял как
бы первую партию в оркестре, послушно и чутко зазвучавшем в унисон".
А. В. Луначарский, бывший большим другом МХАТа 2-го, сказал во время
премьеры: "Вот спектакль, который кладет на обе лопатки весь
конструктивизм".
"Блоха" возвращала в театр зрелищность, яркость. Она восстанавливала в
правах театрального художника. В ней не было ни обычных для того времени
конструкций, ни экспрессионистских нагромождений, ни обнаженной машинерии. В
"Блохе" заявляла о себе та несомненная, бьющая через край народность,
которая присутствует в лубке, шуточной песне, лихой частушке, пословицах.
Это был Театр! Это было чародейство, под стать колдовству вахтанговской
"Турандот".
Кустодиев написал маленькое письмо-статью, обращенное к зрителям,
пришедшим на премьеру "Блохи" в Ленинградский БДТ.
"Многоуважаемый и дорогой товарищ зритель!
Легкое нездоровье удерживает меня дома и не позволяет вместе с тобой
быть на сегодняшнем спектакле, когда тебе будет показана "История Левши,
русского удивительного оружейника, и как он хотел перехитрить англичан"...
От тебя, дорогой зритель, требуется только смотреть на все это,
посмеяться над приключениями Левши, полюбить его - и унести с собой веселое
и светлое настроение празднично проведенного вечера. Мы делали все, чтобы
оно у тебя было, и надеемся, что работа наша не пропадет даром.
С товарищеским приветом Б. Кустодиев".
Читая эти строки, написанные за полгода до смерти, ощущаешь творческий
подвиг, свершавшийся художником каждодневно, ежечасно.
"Меня называют натуралистом, - говорил Кустодиев, - какая глупость.
Ведь все мои картины - сплошная иллюзия. Что такое картина вообще? Это чудо!
Это не более как холст
ничего нет! И почему-то это отделяется от художника, живет своей особой
жизнью, волнует всех..."
Чудо. Как иначе можно назвать любое творение большого живописца? Разве
не чудо, что нас и сегодня чаруют полотна Тициана, Рубенса, Мане, Ренуара, а
в обиход прочно вошел термин "левитановская осень" и многие-многие другие.
С таким же правом мы можем безошибочно угадать и назвать
"кустодиевским" определенный тип женской красоты.
Можно поражаться стойкости художника, не сдававшегося и вопреки всем
невзгодам, мучительной болезни, продолжавшейся долгие годы, творившего
картины, восславляющие жизнь и радость.
...Как-то посетители Эрмитажа наблюдали такую картину. На белую
мраморную лестницу был положен дощатый помост, и по нему на руках подняли и
повезли в музей в кресле-коляске улыбающегося человека. Это был Кустодиев.
Друзья решили сделать ему подарок.
Художник писал после посещения:
"Был в Эрмитаже, и совсем раздавили меня нетленные вещи стариков. Как
это все могуче, сколько любви к своему делу, какой пафос! И так ничтожно то,
что теперь, с этой грызней "правых" и "левых" и их "лекциями", "теориями" и
отовсюду выпирающими гипертрофированными самомнениями маленьких людей. После
этой поездки я как будто выпил крепкого пряного вина, которое поднимает и
ведет выше всех этих будней нашей жизни: хочется работать много-много и хоть
одну написать картину за всю свою жизнь, которая могла бы висеть хотя бы в
передней музея Старых Мастеров..."
И это писал художник, автопортрет которого наряду с выдающимися
художниками Европы был экспонирован в знаменитой галерее Уффицци во
Флоренции.
"Конечно, - говорил Кустодиев, - надо знать мировое искусство, чтобы не
открывать Америк, не быть провинцией, но необходимо уметь сохранить в себе
нечто свое, родное и дать в этом нечто большое и равноценное тому крупному,
что дает Запад. Ведь и Запад у нас ценит все национально оригинальное (и,
конечно, талантливое)..."
Игорь Грабарь
Вечер у Кировских ворот
Грабарь. Имя его стала почти легендарным. Ученик Репина, современник
Серова, Врубеля, Левитана, друг Бенуа. Автор блестящих исследований по