Певец тропических островов
Шрифт:
— Что изволите подать? Как всегда? Коньяк? Лимонад? Лед?
— Разумеется.
— Сей секунд.
Вальдемар помчался к дверям. При ходьбе кривизна его ног увеличивалась еще больше. Вдруг посреди дороги он остановился — должно быть, озадаченный какой-то мыслью, будто боролся с чем-то или не мог на что-то решиться.
— Забыл! — воскликнул он вдруг и снова помчался к Вахицкому. — Ваша милость, один наш клиент вас спрашивал.
Любопытно! Леон уловил в голосе официанта какое-то нездоровое возбуждение. Чаевые чаевыми, но, несмотря ни на что, Вальдемар по-прежнему оставался на редкость угрюмым и неразговорчивым. Неужто
— Кто-то меня спрашивал? А кто?.. — удивился Леон. — Вы ошиблись, наверное?
— Исключено. Какой-то заезжий доктор. Знакомый знакомых нашей хозяйки. Ушел куда-то, обещал вернуться.
— Это, наверное, недоразумение.
За окнами поезда, увозившего Вахицкого в далекие страны, зашумело что-то черновато-зеленое. Пенилась вода. Раздавались возгласы "ау! ау!". Леон насторожился. Нет уж, дудки. Дураков нет. Может, и на этот раз какой-то неизвестный решил побеседовать с ним об "украинской проблеме". А может, доктор покажет ему фотографию какой-то незнакомой парочки и спросит, не его ли это друзья? Ха!..
— Впрочем, почему же, если у доктора ко мне дело, я, напротив, с удовольствием…
— Он по поводу вашего дома в Ченстохове, насчет продажи… — услышал Вахицкий и, как водится, почувствовал разочарование.
В "Тайфуне" все события начинаются с того, что у первого помощника капитана судна "Нянь-Шань" разболелась голова. "Мне кажется, что голова моя обмотана шерстяным одеялом", — пожаловался он капитану. Должно быть, приближавшаяся буря и резкое падение давления делали свое дело. "Нас наверняка нагоняет буря", — заметил капитан этого судна Мак-Вир. Волнение на море все усиливалось. "Не знаю, что случилось с нашим барометром", — сказал помощник капитану.
Вахицкий поспешно отхлебнул лимонада с коньяком. За окнами его поезда по-прежнему мелькало нечто чернозеленое. С некоторого времени ему также казалось, что барометр событий тоже говорит о перемене давления и что за погоду поручиться нельзя. Но вместе с тем ему не хотелось делать круг, совсем наоборот, ха… И вот маленькое разочарование: вместо обещанной непогоды и опасных приключений, в поисках орхидей, его ждет прозаическая встреча с каким-то там доктором, который, возможно, купит его дом в Ченстохове. Леон глянул на белые цветы, которыми было усыпано стоявшее поблизости дерево, и сказал себе: полно, опомнись, это вовсе не глициния, это акация. Но при этом воскликнул:
— Ну что же, отлично! Разумеется, я подожду! А впрочем… позвольте! У кого, черт побери, доктор мог узнать, что я продаю дом?
— Это наша хозяйка, все она! — воскликнул официант. — Вы вчера говорили о своих затруднениях, ну а у нее есть знакомые, и у тех знакомых как раз…
— Хозяйка? Разве я что-нибудь говорил ей. Не помню, хоть убей, не помню. Голова у меня дырявая. Во всяком случае, передайте ей мою благодарность… О, да у нас новые посетители!
На дорожке появились две женщины в купальных халатах и босиком, а вместе с ними багровый толстячок в плавках, с мохнатым полотенцем на плечах, с которых слезала кожа.
— Бог мой! Что за дыра! — огляделся он по сторонам. — Живу в Варшаве почти пятьдесят лет, а понятия не имел, что существует
— А что… что здесь бывает по вечерам? — спросила словно бы с обидой в голосе одна из них, в оранжевом халате с зелеными разводами.
— Я предполагаю, что здесь в темноте пан Малиновский норовит ущипнуть пани Квятковскую, а что еще тут может быть? — отвечал мужчина, сверкая своею пурпурной наготой. — Это все Дука виновата! — обернулся он ко второй спутнице. — Какого лешего ты вздумала сюда пойти, ведь нас в яхт-клубе ждут.
— Мне хотелось выпить чего-нибудь холодненького, а внизу сказали, что здесь ресторан.
— А то кабаков по дороге мало. Ну ладно. Попросишь в буфете содовой — и айда. Надеюсь, доберемся вовремя. Хотя двигатель на моторке у меня что-то барахлит. Даже стреляет, дьявол его побери…
Обгоревший на солнце мужчина деликатно подтолкнул к входу в ресторан даму в оранжевом халате, но с другой произошла некоторая заминка. Это была худенькая брюнетка, молодая, в мохнатой, едва прикрывавшей бедра купальной куртке, вызывающе красного цвета. Вид у дамы был довольно броский, мужчины на пляже наверняка останавливали на ней взгляд. Но в эту минуту лицо ее приняло вдруг мечтательное выражение.
— Подожди, подожди… — сказала она торопившему ее спутнику.
Перевела взгляд с куста на дерево, с дерева на тропинку, с тропинки на эстраду. Посмотрела на столы и стульчики, подняла глаза на гроздья цветущей акации и снова остановила свой взор на сонной, горячей от солнца эстраде. Казалось, она пыталась что-то вспомнить.
— Может, мне кто-то об этом уже рассказывал? — сказала она наконец.
— Поторапливайся, Дука, что с тобой?
Она не откликнулась. Теперь взгляд ее остановился на панаме Леона, на его светлом, напоминавшем о тропиках костюме и наконец лежавших перед ним на столике книгах. Она без труда могла прочесть название "Победа".
— Ах, помню! — воскликнула она чуть не во весь голос. — Все помню!
— Скорее, моторка ждет. — Мужчина в плавках схватил ее за руку и почти силой втащил в ресторан.
Вахицкий улыбнулся с некоторой гордостью, словно не Конрад с его тогдашней популярностью, а он сам был причиной такого успеха. И правда, это не ресторан, а чудо, подумал он с восторгом.
— Прошу, прошу вас сюда, пан доктор! Вас здесь ждут! Вот как раз и пан доктор! — воскликнул Вальдемар, выбежав в садик.
Он обеими руками указывал то на Леона, то еще на кого-то пока невидимого, находящегося в ресторане, но шедшего вслед за ним. И в самом деле, через несколько минут перед Вахицким, в зеленоватых глазах которого сверилась хорошо продуманная наивность, появился доктор. И сразу же показалось, что в саду взорвалась небольшая бомба. Но вот только какая?
Поезд Леона снова двинулся с места, за окнами замелькало что-то. А-а-у!..
Вероятный покупатель ченстоховского дома, с чемоданчиком в одной руке и медицинским саквояжем — в другой, имел весьма необычный вид. Во всяком случае, не таким представлялся Леону врач. Это не был, к примеру, старичок в очках, или толстяк с золотыми зубами, или кто-то еще в том же роде. Нет. Это был Рудольфо Валентино собственной персоной. Мужчина — секс-бомба! Вот как потом Леон описывал его адвокату Гроссенбергу.