Певец тропических островов
Шрифт:
— Вечером? — повторил он. — Ну раз это было вечером… Наверняка уже стемнело, и моторка не успела его найти. Собственно говоря, следует запретить людям купаться в темноте.
— Вечером мы вдруг услышали с мужем крики, — задумчиво сказала пани Штайс. — Там внизу кто-то звал на помощь. Раз пять или шесть. Даже наш Вальдемар примчался, в чем, говорит, дело, убивают кого, что ли? Но это было после десяти, а нашего знакомого выловили сразу же после семи часов. — Она расправила на коленях накидку. Кляк, кляк — звякали стальные спицы. — А моторка не нужна была, тут один на байдарке возвращался. Ну и вот. Видит, торчит чья-то рука, и — бух — прыгнул в воду. Схватил утопленника за волосы
То это или не то? Это ли имел в виду Вечоркевич? Да нет, пожалуй, всего-навсего совпадение. Покойник не успел бы распухнуть. Хотя, кто знает? Говорит же она, что ночью раздавались крики… А может, это всего-навсего иная версия одного и того же случая?
За дверью послышался какой-то непонятный топот и сопение. Как известно, там находилась песчаная насыпь, кое-где поросшая травой. Нечто вроде площадки перед крутым обрывом. И вот из-за нее вынырнули сначала головы господина Штайса и официанта, потом их плечи и туловища.
— Очень, очень приятно было побеседовать с вами, — сказал Леон неторопливо. — Но мне пора… Увлекательное чтение, уверяю вас. Пожалуйста, пришлите ко мне официанта, пусть подойдет. Мое почтение!
Потом, когда он опять сидел под каштаном, ему показалось, что в "Спортивном" разгорелась семейная свара. До его ушей доносился взволнованный, словно бы бубнящий слова молитвы голос Штайса, который таким манером отчитывал жену. Кто знает, может, он еще с обрыва заметил Леона и догадался, что тот занимает разговором его супругу. Наверное, он считал это излишним.
Внезапно на пороге ресторана появился девичий силуэт — тонкая талия, четкая линия ног. На этот раз она была в зеленоватом платье с неким подобием пришитого к воротнику капюшона и в зеленых туфельках, а в руках держала сумочку того же цвета. И все же это она, она, внушал себе Леон.
Отбросив капюшон на плечи, она мельком взглянула на Леона, и снова на губах ее появилась едва заметная улыбка. Она села в другом конце сада в сумрачной тени листьев. Он услышал, как она попросила официанта принести "что-нибудь покрепче". Экие мужские замашки. Леон с любопытством ждал, какая же на столе появится бутылка. И почти не поверил своим глазам, увидев уже имевшую место в нашем описании "пейсаховку". Те-те-те! На блюдечке рядом с бутылкой лежали ломтики лимона. Опрокинув рюмку, она поддела зубочисткой два ломтика и съела прямо со шкуркой.
— Неужто… так никто-никто и не приходил? — раздался ее низкий голос.
— Нет, никто. Кроме одного клиента, вон он сидит там, — и официант махнул салфеткой, показывая на Вахицкого.
Она и не взглянула в ту сторону. Выпила еще рюмку и поднялась с места.
— Подумать только, — сказала она себе, а официант невольно попятился.
Уступил ей место на посыпанной гравием дорожке и понимающе глянул на Вахицкого.
И началась прогулка. Оставив сумочку на столике, она подошла к маленькой "конрадовской" эстраде в глубине сада. Остановилась и минуту смотрела на пустую сцену. Розоватая раковина уже угасала в сумерках, светилась только верхушка маленького купола, позолоченная последним пробившимся из-за туч лучом. В саду по-прежнему было душно, а луч был, наверное, ядовитый, исступленно-жаркий. В "Спортивном" с его бесконечными претензиями на экзотику луч просто не мог быть иным. Леон услышал далекие отзвуки женского контракте. Девушка, быть может, воскликнула что-то, а может, может… выругалась. Повернувшись, она резким, мужским шагом направилась к ступенькам ресторана. От порога повернула обратно. И так много раз. Подняла вверх руку
Так она металась, словно зверь в клетке, в которой вместо прутьев были стволы, а вместо дверей — два выхода: в ресторан и в молчащий театрик. Театр, преградив ей путь, словно бы приглашал подняться на подмостки, сыграть какую-нибудь драматическую роль. Или со скрипкой в руках присоединиться к невидимым музыкантшам из "Победы".
Но как же с ней познакомиться? Задача была не из простых.
И как только он над этим задумался, снова случилось нечто неожиданное. Бородатый капитан британского торгового флота, получивший признание в литературном мире и похороненный со всеми почестями еще в 1926 году, опять словно вырос из-под земли, чтобы заслонить собой метавшуюся взад и вперед фигурку с монашеским капюшоном… Не дам, не дам ее обидеть.
И трудно сказать, повлияло ли это как-то на словесную формулу, которая тогда пришла в голову Леону; а может, для сына пани Ванды, заслуженной деятельницы ПОВ, награжденной высшим правительственным орденом, мысль эта была вполне естественной. Довольно того, что сначала он повторял: ну как же… ну как же с ней познакомиться. Поскольку речь шла о знакомстве со случайной соседкой в ресторане, он искал привычного для такого случая донжуанского приема. И тут неожиданно абсолютно готовая к употреблению формула сорвалась с языка.
— Не могу ли я вам помочь? — спросил он.
Такого обращения Вечоркевич предусмотреть никак не мог. Вместо донжуана, перед уловками которого невозможно устоять, девушка неожиданно встретила читателя Конрада. Она остановилась. На ее негритянских губах появилась едва заметная улыбка, мелькнула и тотчас же исчезла. Серые глаза с озабоченно сдвинутыми бровями глядели на него как на пустое место. И хотя она была где-то далеко, ему показалось вдруг, что это он в эту минуту отсутствует. Потом в зрачках ее, пожалуй, не очень больших, появились искорки сочувствия и понимания.
— Забавно, однако. Неужто у меня такой вид, словно я нуждаюсь в помощи? — спросила она и рассмеялась.
— Прошу прощения, но я вовсе не хотел быть назойливым, — ответил он и тоже рассмеялся. — Но если уж быть откровенным, то… Похоже…
Девушка вернулась к столику с "пейсаховкой" и села.
— Оказывается, вас нетрудно провести, — сказала она. Теперь их разделяло не менее десяти шагов. Но она говорила негромко, безо всяких усилий. — Вы слишком спешите с выводами. Просто я актриса… Профессиональная актриса…
— В самом деле? — заинтересовался он. — Ха, театр… Театр вообще-то меня очень интересует. Впрочем, в последнее время я почти там не бываю. А где вы играете?
— Сейчас в кино.
— В самом деле? Стало быть, вы киноактриса?
— Не совсем так.
И снова на выпяченных губах ее промелькнула улыбка. Должно быть, у нее была такая привычка — улыбаться вроде бы без особого повода, не кому-то, а самой себе.
Что бы это значило — играет в кино, но не киноактриса? Ему не пришло в голову, он просто-напросто забыл, что в некоторых варшавских кинотеатрах в то время в перерывах между сеансами выступали певицы или танцовщицы. Ой ли… подумал он. И снова все это каким-то странным образом связано с Вечоркевичем, который ошарашил его своими театральными намеками. Может, и тут дело пахнет ювелиром Попеличиком, с которым он толковал об актерском искусстве? Занятный человек, должно быть, этот Попеличик. Но все же, все же… что у нее может быть с ними общего? Наверное, просто какое-то совпадение…