Пикник (сборник)
Шрифт:
Темный гнев пронизал ее всю, и сердце забилось еще быстрее.
— Ах, не говорите мне о нем.
— Почему? Что случилось?
— Он опять вел себя очень, очень скверно, — сказала она. — Надоело это до смерти. Правда, он был немножко не в себе с того самого утра. Перестал слушаться. И все опрокидывает. Пришлось оставить его дома. С ним просто сладу не стало.
— Сколько ему лет? Может быть, стареет.
— Нет, дело не в этом.
Мистер Уиллоуби опять принял очень задумчивый вид и наконец промолвил:
— Сдается мне, что тот маленький эпизод его порадовал.
— Ах, так? Тогда могу сказать одно: он не заслужил этой радости.
— Там, внизу, он попросту надо мною смеялся.
— В самом деле? Тогда могу только сказать, что мне было не смешно.
И вдруг она почувствовала, что холод не только в воздухе, а еще пробежал холодок между нею и мистером Уиллоуби.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я даже думать о нем больше не хочу. Вы уже решили, как поступить?
— Вроде как решил. Наполовину. Вчера ездил посмотреть один трейлер. Его хозяйка — мой старый друг, она больше им не пользуется. Он стоит в фруктовом саду. Его можно получить почти задаром.
— И где это?
— В Суссексе. Место прелестное. Уединенное, но не так чтобы пустынное. Хороший лес. И есть речка. Я там мо-бы рыбной ловлей заняться.
— А вам не покажется там тоскливо? Ну, знаете, когда зима…
— Вероятно. Но это не было бы мне внове.
Эти слова проникли ей в самую душу. Теперь уже она сама не знала, что сказать, и отпила побольше хереса.
— В общем, я неокончательно решил. Сегодня еще съезжу туда, надо присмотреться получше.
— Да, конечно.
Взглянув на ее бокал и убедившись, что он почти опустел, он попросил разрешения принести ей еще хереса. Она быстро ответила нет, лучше, пожалуй, не надо, а потом так же быстро передумала. Он пошел к стойке и вернулся с новой порцией хереса и с новой кружкой пива. Когда он ставил херес на стол, несколько капель брызнуло на скатерть, и он сказал нервно:
— Прошу прощенья, я разлил…
— Это ничего. Бокал был слишком полный.
— Все равно я провинился.
Он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им несколько капель хереса, потом так же аккуратно сложил платок и спрятал. Эта педантичная маленькая пантомима произвела на нее сильное впечатление, правда, не такое сильное, как слова, которые он произнес после этого:
— Может, вы согласились бы поехать со мной? Дорога там очень красивая.
— Это так любезно с вашей стороны. — Мисс Кингсфорд ощутила теплое тревожное волнение. — Неужели вы действительно…
— Вы отдыхайте, а я буду готов часам к трем. Договорились? И не так уж это далеко. Да и дни еще длинные.
После обеда она полежала на постели, закрыв глаза, но без сна. Ей все время виделся мистер Уиллоуби, совершенно один, в прицепе, в пустынном безлиственном фруктовом саду. Наступила зима; она видела снег на земле и на черных сучьях яблонь. Один-два раза собака, оставшаяся без галет, все еще в немилости, зашевелилась в своей корзинке, и один раз она сказала:
— Успокойся. Никто тебя не слушает. Хочешь не хочешь, а ты останешься дома.
Дорога, как и сказал мистер Уиллоуби, была очень красивая. Целые рощи грабов уже начали нежно желтеть. С веток боярышника тяжело свисали крупные ягоды, яблоки светились как оранжево-розовые фонари, а вдоль изгородей еще доцветали запоздавшие метелки таволги.
— Приятная местность, правда?
— Да, ничего. Но у нас в Кенте мне все-таки больше нравится.
— Правда?
— Да, здесь мне всегда кажется, что все как-то прилизано.
Наконец мистер Уиллоуби свернул в долину среди невысоких холмов, пересеченных полосками дуба и орешника, а в конце ее был яблоневый сад на четыре-пять акров, до сих пор еще яркий от несобранных яблок. Под яблонями паслись овцы. Мистер Уиллоуби поставил машину в раскрытых воротах и сказал:
— Ну вот и приехали. Выходите, скажете мне, что вы об этом думаете.
Трейлер, зеленый, легкий, двухместный, облупленный, как балконы пансиона, от ветра и непогоды, стоял в самом дальнем от дороги углу сада. Когда мистер Уиллоуби отпер дверь, мисс Кингсфорд сразу подумала: как тесно, повернуться негде. В воздухе застоялся странный, кислый, точно церковный запах. Все здесь какое-то мертвое, подумала она.
— По-моему, тут даже уютно на свой лад, — сказал мистер Уиллоуби, — правда? И речку видно.
Не отвечая, мисс Кингсфорд оглядела койки, шкафчики, посуду, кастрюльки и маленькую полку с книгами, а потом через окошки с выцветшими красно-рыжими занавесками посмотрела на речку, протекавшую в каких-нибудь двадцати шагах между поросшими ольхой берегами.
— Ну, — сказал мистер Уиллоуби, — как впечатление?
— Ой, я бы тут жить не могла, — тон ее был решительный, почти что гневный. — Мне бы тут было ужас как страшно.
Мистер Уиллоуби, всегда такой сдержанный, тут удивил ее, сказав, что ведь он и не предлагает ей жить здесь. Это он, может быть, будет здесь жить.
— Я знаю, но вы спросили мое мнение.
— Да, это, конечно, ваше право.
— Вы как будто сказали, что здесь не пустынно.
— Я так и считаю. За сотню ярдов дальше по дороге есть пивная и почта, два магазина. По-моему, это не назовешь пустынным.
— А зимой? Что вы будете делать зимой?
Он еще не успел на это ответить, когда снаружи вдруг послышался приятно-беззаботный женский голос:
— А-а, вот вы где, Чарльз. Мне так и показалось, что я узнала машину.
У мисс Кингсфорд что-то внутри оборвалось. Она оглянулась и увидела тут же у двери женщину лет пятидесяти, немного полную, со свежим цветом лица, хорошо подмазанную, в каштановой шевелюре ни одного седого волоса. Длинные серьги придавали ей какой-то изысканный вид. Она была явно из того сорта Людей, что почти не переставая улыбаются, а ее шелковое зеленое с лиловым платье было с глубоким вырезом на груди.
— Ох, Чарльз, простите, я не знала, что вы не один. Но как хорошо опять вас повидать так скоро!