Пикник (сборник)
Шрифт:
В убежище сохранились все отжившие принадлежности военного времени — война была так давно, а иногда кажется, что только вчера, — пожарный насос, два ведра, одно с водой, другое с песком, фонарик, свечка в подсвечнике, свисток, и даже два противогаза в парусиновых сумках висят честь по чести на стене.
Квадратное оконце, забранное стеклом с металлической сеткой, выходит в сад, и здесь в сочельник, на исходе дня, сидят Картошка и Пальчик, пьют вино, заедают кексом и сыром и смотрят
— Нам всегда удивительно везет с погодой, — говорит Пальчик. — Ну что бы мы делали, если бы шел снег?
— Если бы шел снег, — отвечает Картошка, — мы бы, само собой, точно так же сидели здесь, как и сейчас. Мы бы из-за такого пустяка не изменили своей привычке.
— Да, да, должно быть, так, должно быть, ты права, милая Картоша.
— Помнишь, сколько снегу выпало в сороковом году? — спрашивает Картошка. — Нас тогда здесь совсем засыпало, намело такой огромный сугроб, думали, не выберемся.
Они на два голоса посмеялись этому воспоминанию, у Картошки смех гудит валторной, а у Пальчика дребезжит, как цимбалы.
— Я тогда свистела, свистела, чуть все зубы об свисток не обломала, пока мистер Эккерли не услышал и не откопал нас, — вспоминает Картошка. — С тех пор они у меня и раскачались, я считаю.
Они опять смеются, и Пальчик подливает в рюмки вина. Без вина и без колокольного звона над городом им праздник не в праздник. От свечи тоже многое зависит, поэтому Картошка вскоре предлагает:
— Давай зажжем свечку, Пальчик, хорошо? Мне нравится любоваться, как рдеет портвейн при свете свечи.
— Сейчас, сейчас, зажигаю, Картоша. Ты сиди.
При свете свечи рдеет не только портвейн, но и румяное херувимское лицо Пальчика с блестящими глазками-наперстками.
— Удивительно, как от одной свечки сразу делается темно снаружи, — говорит она. — И видна эта дивная синева неба. И первые звезды.
— Мне говорили, в этом году оркестр пройдет по нашей улице вечером в сочельник, а утром на Рождество.
— Ой, неужели? А я еще не уложила коробку с гостинцами. Может, сбегать в дом и приготовить к их приходу, как ты думаешь?
— Нет, нет. Сиди. Мы их отсюда загодя услышим.
— Если только не заснем. Помнишь тот год, когда мы с тобой обе заснули? И проспали весь страшный налет? Спали себе как младенцы. А все говорили, какой был ужас.
При этом забавном, бодрящем воспоминании они опять смеются, и Пальчик снова разливает «по самой капельке». В сущности, война — это очень смешно, надо только уметь правильно смотреть на вещи.
— Что это? Уж не дождь ли пошел? — Пальчик подышала на оконце, протерла стекло рукавом меховой шубки и присмотрелась. — Нет, дождя, кажется, нет. — Она со щенячьей жадностью вгрызлась в кусок
— Надеюсь, не архангел Гавриил? — спрашивает Картошка. — Он нам здесь не нужен. Пока еще.
И снова жизнерадостным дуэтом звучит их смех. Пальчик распахнула дверь убежища и кричит:
— Эй, кто это ходит? Кто там?
С огорода доносится ответ.
— А, так это вы, мистер Эккерли, — говорит Пальчик. — Мы здесь! В бомбоубежище!
— Что это с ним? — удивляется Картошка. — Он же всегда являлся в первый день Рождества. Все меняют свои привычки.
— Идите сюда, мистер Эккерли, — зовет Пальчик. — Забирайтесь к нам, если влезете. Посидим вместе.
— Да, да, — приглашает Картошка. — Присоединяйтесь к ликующим толпам.
Из сумерек за порогом появляется долговязый, понурый мистер Эккерли, похожий на жирафа-пессимиста в черном котелке. В руках у мистера Эккерли — обернутая папиросной бумагой бутылка.
— Какой приятный сюрприз! — приветствует его Картошка. — Мы не ждали вас в сочельник. Вы же всегда приходите завтра.
— Уж и не знаю. — Пессимизм исходит от мистера Эккерли подобно черному пару, вокруг свечи даже образуется нечто вроде облака. — Будет ли оно вообще, это завтра.
— Только не надо опять про Бомбу, — решительно возражает Картошка. — Рождественские праздники все-таки.
— Да-да, пожалуйста! Ну ее, Бомбу, — подхватывает Пальчик. — Выпейте самую капельку вина, сейчас сбегаю принесу вам рюмку.
— Право, не знаю, стоит ли мне…
— Конечно стоит, — заверяет его Картошка. — Сядьте. Мне не нравится, когда вы так возвышаетесь. При вашем росте, того и гляди, подымете на плечах наше милое старенькое убежище.
Пальчик, как шустрая собачонка, припустила по огороду в дом за рюмкой, а мистер Эккерли сел и, все больше мрачнея, огляделся вокруг. Милое старенькое убежище! Ну где это слыхано? Просто ужас. Что их сюда приводит каждый год? Милое убежище. И пахнет отвратно, как в катакомбах, какой-то могильной сыростью. Мистера Эккерли всего передернуло.
Свечи тоже всю жизнь наводят на него тоску. А тут у них свечка горит. Да еще эта Бомба. Перспективы крайне безрадостны. Он обводит скорбным взглядом и мисс Карто, и мерцающий язычок огня, и все эти дурацкие принадлежности, пережитки военного времени. Нет, он совершенно не в состоянии понять, что их сюда приводит. Мало им мрачного будущего, так они еще тянут за собой прошлое.
Жизнерадостно напевая себе под нос рождественский гимн, возвратилась мисс Пальмерстон с рюмкой.
— Только, пожалуйста, самую малость, — соглашается мистер Эккерли. — Это слишком много…